Читать книгу "Астронавты. Отвергнутые космосом - Рина Грант"

Никого.

Шаг. Еще один. Она приникла к стене, стелилась по ней телом. Ладони скользили по ребристому пластику, задевали за клеммы разъемов. Темноватая арка между двумя блоками коридора. Еще шаг.

Она затылком чуяла, что тут кто-то есть. Мысленно перебрала всех. Пожалуй, что на убийство способен каждый. Кроме Живых. В нем она уверена больше, чем в себе. Да и мотива у него нет.

А у кого есть мотив? Ладони вспотели, спина взмокла. Противно.

Да кто ж ее так ненавидит? За что? Что она кому сделала?

Бой-Баба навострила искусственные уши, стоившие страховке диких денег. Что-то было, какой-то посторонний призвук, помехи… дыхание.

Впереди, через несколько метров, — обзорный павильон. Если ее кто-то поджидает, то именно там. Ящерицей юркнув вдоль стены, астронавтка остановилась под аркой, где коридор расширялся в просторную камеру с иллюминаторами вдоль стен.

И сразу услышала дыхание. Правее. Ближе.

— Кто это? — спросил глухой голос.

— Это я, — механически сказала она. Тень в углу возле иллюминатора шелохнулась.

Инспектор. Он сгорбился, упершись руками в стекло иллюминатора. Напомаженные волосы сбились и стояли на узенькой головенке колом. Налитые кровью глаза в темных впадинах. Мятый костюмчик — где он его так изжевал?

Пассажир наклонил голову, скрывая от нее лицо.

Может, он пьян? Или на таблетках? На этих… интенсификаторах?

— Я вам воды принесу, — предложила Бой-Баба.

— Нет! — он схватил ее за руку. — Нет! Пожалуйста. Это одна минута… сейчас пройдет. Я… давайте присядем.

Электорий с трудом произносил слова, делая между ними большие паузы, и до нее не сразу дошло, что инспектор — впервые за весь полет — заговорил по-русски, а не на своем ломаном английском. Впрочем, и по-русски у него с непривычки выходило неважно. Напротив иллюминатора стояла скамеечка, и она повела его к ней. Суточкин рухнул на сиденье, не выпуская ее руки. Некоторое время молчал и наконец проговорил, глядя в сторону:

— Я не знаю, как мне теперь жить.

Бой-Баба усмехнулась:

— Не вы первый. Привыкнете.

Он поднял на нее глаза:

— Мы, безусловно, погибнем?

— Кто вам сказал такое? — нахмурилась Бой-Баба.

Электрий мотнул головой:

— Неважно…

Он сидел и пялился в пол. Бой-Баба ждала. Наконец инспектор зашептал:

— Они все врут! Все сплошная ложь! И я знал, что они лгут, понимаете? — Он поднял голову и посмотрел ей в лицо запавшими глазами. — Я думал, что вреда от этого нет. Мы врем поселенцам, но это для их же блага. — Он помедлил. — Я гордился тем, что помогаю устанавливать политику Общества Соцразвития в колониях. На базах.

Теперь Электрий смотрел мимо нее, в иллюминатор. Голос его окреп:

— Я просто не знал. Я вообще первый раз в космосе. Теперь я понимаю, что в офисе имели в виду под «контролируемым течением процесса». — Он еще крепче вцепился в ее рукав. — Я не могу больше ничего вам говорить… — зашептал он, — понимаете? Не знаю, кто еще может нас слышать, но подозреваю, что кто-то непременно слушает. Но если вы вернетесь, — он умоляюще смотрел в ее лицо, — когда вы вернетесь, с этим нужно будет что-то делать! Это следует остановить!

— Что остановить? — спросила Бой-Баба.

Опустив голову, инспектор тяжело дышал, переводя дух. Подбирал слова. Потом все же осмелился поднять на нее глаза.

— Остановить… их. Вы меня понимаете?

— Нет, — честно ответила Бой-Баба.

Он усмехнулся:

— Тогда я сам их остановлю.

Бросив ее руку, Электрий поднялся и нетвердым шагом двинулся по коридору к жилым отсекам.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 9

— Ты кофе хочешь? — спросила жена лаборанта.

Профессор оторвал тяжелую голову от микроскопа. Мойра стояла перед ним в полутьме задраенной наглухо лаборатории базы — лохматая, завернутая в свое вечное драное одеяло, — она всегда мерзла, еще на Земле, с тех самых пор, как он ее встретил, — с пустой кружкой, вымытой и пахнущей антисептиком.

Лаборант потянулся и притянул жену к себе. Она подчинилась и стояла неподвижно, а он уткнулся лицом в это вонючее одеяло и дышал, стараясь успокоиться. Наконец поднял на нее глаза и хрипло сказал:

— Завтра надо начинать эксперименты.

Мойра кивнула:

— Я знаю.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Ты не боишься?

Она усмехнулась:

— А чего мне бояться? — высвободилась, вернулась к лабораторному столу и забренчала баночками с сахаром, порошковым молоком и кофе. — Все самое страшное с нами уже случилось. Дальше — только свобода.

Профессор напряженно наблюдал за ней. Вот ведь тяжелый характер! Что бы с ними ни происходило в жизни, она всегда находила в этом положительную сторону.

— Помнишь, как ты умоляла меня не ехать сюда? — выдавил он. — Перед машиной под колеса легла! Сказала — на эту планету полетим только через твой труп…

Она подошла, поставила перед ним дымящуюся чашку. Мягко ответила:

— Но ведь прилетели же. И оказалось, тут совсем не так плохо. Бог знает, что бы с нами было там, на Земле…

Лаборант схватил ее за руку, поднес к губам. Мойра покорно стояла и ждала. Наконец он проговорил:

— Ты могла тогда не ехать со мной. Проклинаю себя за то, что согласился тебя взять.

Она присела на краешек его стула. Обняла его за плечи, чтобы не свалиться.

— Одного бы я тебя не отпустила. Мы же одно, мы вместе, так? Как бы мы смогли разорваться? Не-ет, — она погладила его свободной рукой по волосам. — Я благодарна тебе за такую жизнь, какую мы прожили. И ни с кем бы не поменялась.

Она прижалась к мужу. Он смотрел на дымящийся кофе перед собой и думал. Он ведь тогда мог жениться на этой, как ее… Саре. И деньги у ее родителей водились. Ведь тогда вся жизнь пошла бы по-другому. И у него, и у Мойры.

Профессор отстранил жену и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Прости меня, — сказал он тихо. — За все… прости. Я не тот человек, который тебе был нужен.

Она поняла его по-своему. Прошептала:

— Не надо, — и отвела прядь волос от его лица. — Я очень… счастлива. Ты меня сделал очень счастливым человеком.

Он хмыкнул и подумал: завтра большой день. Если и на этот раз я ошибся… значит, исцеления от этой чертовой болезни просто не бывает. Но сколько можно ошибаться?!

А если они и ошиблись… он протянул руку к груде лабораторных инструментов на столе, пальцами вытянул из нее спрятанный скальпель. Погладил немыслимо острое, пулеобразное обсидиановое лезвие. Нет… Это всегда успеется.