Читать книгу "Хранитель Виртуальности - Владимир Гусев"

— Я знаю! — нетерпеливо прерывает мои нравоучения дочь. — В объемных фильмах все подробно показано, а что касается крови, то в вирте можно обойтись и без нее.

— Когда ты начнешь ловить на крючок девственности кого-нибудь в реале, я тебя потренирую.

— Надеюсь, ты окажешься хорошим дефлоратором, — улыбается дочь.

— Я — самый лучший дефлоратор во всей Москве! — хвастаюсь я.

И это недалеко от истины. Шесть лет назад я, в интересах Функции, работал в фирме, первой освоившей производство хомоскафов. Я был одним из негласных испытателей, проводивших натурные опыты непосредственно в вирте. Задачей фирмы было добиться, чтобы виртуальный секс стал столь же привлекателен, как реальный, при отсутствии побочных явлений в виде венерических заболеваний и детей. Кроме того, для личин виртел были куплены лица самых известных киноактеров и киноактрис. Девизом рекламной компании было «Расстанься с девственностью в объятиях кумира!». И я шлялся по вирту в образе одного из таких кумиров. Он, конечно, тоже шлялся, но физические возможности не позволяли ему это делать круглосуточно. У меня таких проблем не было, сексуальный опыт я тогда приобрел колоссальный. Теперь сам им пользуюсь и другим передаю.

Глава 15

Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!

Ф. Ницше. Так говорил Заратустра

…Играть в «Эволюцию» можно было бесконечно. И мальчик проводил в лесах и джунглях Терры все свободное время, а отец махнул на него рукой и начал готовить себе в преемники младшего сына…

Д. Аймон. Подлинная история Виртуальности

— В реале вы еще привлекательнее, чем в вирте, — говорит мне Клеопатра, протягивая узкую ладонь. Я, как и накануне в вирте, не пожимаю ее, но целую.

— О вас я такого сказать не могу.

— Почему? — обиженно приподнимает правую бровь Клеопатра.

Одета она классически: темный английский костюм, белая блузка, на лацкане изысканной формы брошь, поверх — распахнутый светлый плащ.

— Потому что вы — эталон красоты и в реале, и вирте. А красивее эталона быть невозможно. С ним можно только сравниться.

— А говорили, не умеете делать комплименты.

— До встречи с вами не умел. Да и теперь не умею. Это — констатация факта, а не комплимент.

Клеопатра, улыбнувшись, берет меня под руку.

— Куда вы меня поведете?

— В музей изобразительных искусств. Вы ведь любите оригиналы?

— Еще даже больше, чем вам кажется. Но музейные оригиналы — лишь бледная копия жизни или, как теперь принято говорить, реальности.

— То есть в музей мы не пойдем?

— Нет.

— Клуб, ресторан, театр?

— Все это — тоже имитация жизни. В клубе прикидываются значительными, в ресторане — богатыми, в театре наблюдают, как одни люди профессионально прикидываются другими, а сами при этом прикидываются ценителями искусства.

— Человеку свойственно жить в виртуальном мире. Если бы вирт не существовал, его следовало бы выдумать.

Мы идем по Охотному ряду в сторону Манежа. На нас оглядываются почти все встречные мужчины и женщины; первые — с восхищением и, после того как переведут взгляд на меня, с завистью, вторые смотрят только на Клеопатру — с завистью пополам с ненавистью.

А говорят — красота спасет мир… Видимо, ахейские мужи, разрушившие Трою, еще не знали этой прописной истины.

— Его не следовало ни выдумывать, ни тем более создавать, — грустно улыбается Клеопатра.

Я бросаю на нее косой взгляд. Это что, провокация? Или она действительно так считает?

— Почему? — прикидываюсь я, как говорят обыватели, шлангом. Смысл этого выражения от меня ускользает, но пользоваться им я умею.

— Подлинного и так было немного, ты сам только что сказал об этом, а с появлением вирта вся жизнь стала нереальной, в прямом и переносном смыслах.

Пару секунд я разбираюсь в этих смыслах. Ага, просто каламбур: нереальная теперь означает еще и «виртуальная».

Нет, это не провокация. Просто не все идут в ногу со временем, даже молодые привлекательные девушки, которые всегда безошибочно определяют, в какую сторону следует повернуть флюгер своей красоты. Когда в моде физики, они мелькают на физических факультетах, а иногда даже на симпозиумах, когда приходит время программистов — пытаются писать программы или хотя бы пить пиво с хакерами. Но не все девушки обладают этим инстинктом; возможно, в Клеопатре он не выработался — просто за ненадобностью. При таком, как у нее, инстинкте быть красивой все другие инстинкты становятся лишними.

— Я тоже иногда тоскую по Настоящему, — тихо, но многозначительно говорю я.

— Надеюсь, нам удастся извлечь хоть крупицу его из окружающей нас Нереальности, — говорит Клеопатра, прижимаясь грудью к моему локтю. Грудь у нее упругая и, я уверен, не подвергавшаяся коррекции бюста.

Мы свернули на Тверскую и уже подходим к центральному почтамту. Когда-то подобное здание было одним из главных в городе, во время войн и революций противоборствующие стороны стремились захватить его одним из первых. Потом здесь, в самом центре города, собирались московские путаны. Но теперь половина здания отдана в аренду нескольким мелким и крупным фирмам, а вторая, сохранившая верность выполняемой функции, влачит жалкое существование: все общение идет через вирт, почтовые марки перестали выпускать лет пять назад, телеграфные аппараты давно сдали в металлолом. Два десятка кабин с видеофонами для тех, кто не в состоянии заработать на вирт, — вот и все, что осталось от традиционной связи.

— В какой гостинице ты остановилась?

— В «Метрополе».

— Мы, кажется, идем в противоположную сторону?

— Нужно же было нам узнать друг друга, прежде чем ложиться в постель! — не понимает смысла моего вопроса Клеопатра и, решительно остановившись, вынуждает меня повернуться на сто восемьдесят градусов.

— А теперь, когда мы знаем друг друга целых двадцать минут…

— Я знаю тебя уже много дней, — не соглашается Клеопатра. — С того самого момента, как ты спас меня от сатанистов. А вот ты совершенно меня не знал.

— Зато теперь…

— Теперь тоже не знаешь. Женщину вообще невозможно познать. Мне, во всяком случае, еще ни разу не удалось этого — ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самой. Но зато теперь ты не будешь меня бояться.

— Я? Тебя?? Бояться???

— Мужчины тоже плохо знают себя. Но для женщин вы прозрачны, как партитуры Моцарта.

Судя по сравнению, Клеопатра живет в мире еще менее реальном, чем вирт. Кого сейчас интересует Моцарт? И многие ли знают, что такое партитура? А самое забавное — почему она решила, что я ее боюсь? Впрочем, с женщиной лучше не спорить. Это — самое нерациональное занятие на свете.