Читать книгу "Любой ценой - Валерий Горшков"

– Кто?

– Тетрадка. Та, где я записал мамины слова. Она у меня спрятана, в щели под подоконником, в нашей детдомовской библиотеке. Эта запись сделана синими чернилами. В тот день у нас в классе других не было. Кончились. Вот учительница и достала флакон с синими и налила всем по чуть-чуть. Мы тогда еще писали диктант, по Пушкину. «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» И там есть число… Все остальные записи в этой и других тетрадях сделаны только черными чернилами. Я не обманываю.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Ярослав, задумчиво разглядывая мальчишку. – Знаешь, это самая невероятная история, из тех, которые мне приходилось слышать. Невероятная и, я не сомневаюсь, абсолютно достоверная.

– Значит, вы верите про человека с тростью – тоже?! Я послезавтра достану тетрадь…

– Это лишнее, брат Гном. Хотя… знаешь, а ведь, черт побери, действительно интересно взглянуть на запись своими глазами! Не каждый день такое чудо в жизни происходит. И – не у каждого… С ума сойти. Ведь ты прав – кому расскажи, сочтут сумасшедшим. И отправят в желтый дом.

– Я ее достану, – пообещал Данила. – И, если вы не против, Ярослав Михайлович, на всякий случай отдам вам на хранение. Так будет надежней и спокойней. Эта тетрадка – самое дорогое и, наверное, единственное, что у меня есть свое. Все остальное – казенное. Государственное.

– Стой, – подняв руку, чуть нахмурился Охотник. – Подожди. Давай на время оставим эту интересную тему. Слишком много информации за короткое время – это тоже плохо. Можно отравиться. Для начала вполне хватит и того, что ты мне сейчас рассказал.

– Как хотите, – пожал плечами Гном. – Только я уже и так выложил все. Больше у меня секретов нет.

– Тем лучше, – Ярослав встал, подошел к печке, присел на стоящую рядом чурку, открыл чугунную дверцу и забросил внутрь пару полешек. – Принесешь тетрадь, а там решим, где ее лучше оставить. Честно говоря, я уже заинтригован. Не терпится взглянуть.

– Вы не разочаруетесь, – улыбнулся Данила.

– Да уж, – хмыкнул Охотник. – Ладно, время позднее. Лучше о твоей будущей подготовке поговорим, брат Гном. Конкретно, о том, чем она будет в корне отличаться от основной программы…

Минут через пятнадцать Ярослав отправил то и дело зевающего, заметно клюющего носом Данилу обратно в казарму, спать, а сам, перебравшись на койку, еще долго сидел в задумчивости за столом, глядя на висящую за окном полную луну, покручивая в руке стакан с плескающимся на донышке остывшим чаем и то и дело хмуря лоб. Подумать действительно было о чем.

Иногда время тянется бесконечно. Но случаются моменты, когда оно сжимается до предела, вмещая в крохотный отрезок столько же судьбоносных событий, сколько происходит за несколько лет. Последние полчаса показались Охотнику если не вечностью, то уж эпохой наверняка. Отнюдь не по скорости передвижения стрелок по циферблату – с этим-то как раз все было нормально. А по своему удельному весу, по значению той информации, которую он вдруг получил от мальчишки.

Ярослав внимательно наблюдал за Данилой в течение всего монолога. И знал – в удивительном, выходящем за рамки привычного порядка вещей рассказе маленького Гнома не было даже намека на фальшь. Такое с ходу придумать почти невозможно. А упоминание о сохраненной тетрадке с записями вообще мгновенно отметало все остающиеся где-то глубоко в подсознании остатки сомнения. В таком случае…

В таком случае Данила абсолютно прав насчет определения смерти. И это только подтверждает правильность легкого отношения ниндзя и вообще всех японцев к факту окончания нашего земного существования. Ведь ни в одной из известных на сегодня древних человеческих культур смерти не отводится так много места, как в японской. Смерть с восторгом воспевают в поэзии, о ней сочиняют песни, ее преподносят как нечто светлое и очищающее. Как дверь в новый, более высший мир. А воины-смертники, так называемые камикадзе – настоящий ужас минувшей войны, становятся национальными героями. Конечно, в других известных религиях тоже не относятся к смерти телесной как к конечной точке существования. И все-таки – так трепетно, как японцы, ее не превозносит, пожалуй, никто на Земле…

Не в этом ли кроется легендарная сила, неуязвимость и бесстрашие воинов ниндзя? Единственных солдат, кто совсем не боится расстаться с жизнью? Потому что смерти для них просто не существует.

Как хочется верить, что эта самая великая тайна однажды откроется. Тайна того, что с последним ударом сердца для нас не наступает окончательное, пугающее Ничто. И каждому, в конечном итоге, воздастся по его земным делам. Ведь если бы разговоры о загробной жизни не были одним лишь предметом слепой веры, а вдруг, по воле случая, однажды получили бы твердое и безусловное подтверждение – как сильно изменилась бы человеческая жизнь! Как мгновенно большинство из людей пересмотрели бы свое отношение не только к своим делам, но и к своим мыслям…

Сегодня Данила рассказал ему, Ярославу, свою чудесную историю. Похожую на то самое, пресловутое и долгожданное «безусловное подтверждение» существования другой жизни, которого столько тысячелетий ждет человечество. Но даже если это так, открывшаяся тайна теперь доступна только им двоим – Гному и Охотнику. И посвящать в нее посторонних, убеждать их в правдивости откровений покойницы и подлинности тетради, бессмысленно. Тогда что получается?

А получается то, что никакого всеобщего, одновременного прозрения скорее всего не будет. Это удел каждого в отдельности. Если тебе вдруг открылось высочайшее из доступных земных знаний – вот это и значит, что человек пришел к Вере! Но не слепой, беспочвенной и фанатичной, а самой что ни на есть истинной. Основанной на твердом знании – там, за последней чертой, есть другой мир. И смерть телесная есть не что иное, как просто переход…

От таких напряженных и невероятно тяжелых для прокручивания в голове мыслей у одиноко сидящего в тишине каптерки Охотника громко застучало в висках. Видимо, сказывалась контузия – после активной мозговой работы частенько начинала болеть голова. Чтобы хоть как-то отвлечься, расслабиться, Ярослав залпом допил остывший чай, резко отодвинул стакан, встал и вышел, намереваясь сначала совершить обход главного здания базы, а затем выйти на мороз и постоять там пару минут, вдыхая колючий ледяной воздух с терпким запахом хвойного леса…

Проходя мимо выстроившихся вдоль стен двухъярусных железных кроватей, Ярослав не удержался, свернул в узкий проход и остановился возле койки, на которой спал Данила Найденов, со странным, смешанным чувством сострадания и благодарности глядя на тихо сопящего, растянувшегося прямо в одежде поверх одеяла пацана.

На усыпанном конопушками, почти детском лице Гнома застыла безмятежная, счастливая улыбка. Охотник протянул руку и осторожно, чтобы не разбудить, провел кончиками пальцев по коротко стриженным светлым волосам мальчишки. Прошептал, едва слышно:

– Тебя мне сам Бог послал. Не иначе, – а потом развернулся и, тихо постукивая тростью по деревянному полу казармы, направился к выходу из корпуса.