Читать книгу "Ее андалузский друг - Александр Содерберг"

Снова вернувшись в гостиную, он посмотрел на Рози. Некоторое время стоял, не сводя с нее глаз, — все его существо переполнялось скорбью, однако он не умел справляться с чувствами такого масштаба, и скорбь перешла в ненависть. С ненавистью иметь дело куда проще.

— Я намерен расстаться с Сарой.

Он заметил, что она услышала его слова.

— Ты ведь помнишь Сару?

— Сара, — повторила Рози с интонацией, которой никто не смог бы понять.

— Она слишком похожа на тебя, — буркнул Ларс.

Рози смотрела телевизор. Телеведущий неестественно хихикал.

— Жизнь — как беличье колесо, мама, все крутится и крутится до бесконечности. Ты научила меня тому, что женщины трусливы… Ничто не меняется…

Рука Рози, лежащая на коленях, задрожала. Через некоторое время Рози расплакалась, жалобно всхлипывая.

Ларсу полегчало.

Выйдя из «Счастливой лужайки», он уселся в машину, поехал вперед, пробираясь среди оживленного потока машин, встал в пробке на Карлбергсвеген, пощупал рецепты в кармане — они стали влажными от его потных ладоней. По радио передавали хард-рок восьмидесятых, голос парня звучал по-идиотски. Несколько капель упали на лобовое стекло. Это был моросящий дождь, легкий и теплый, не дающий прохлады, которую все так ждали. Наклонившись вперед, Ларс посмотрел на небо — черные тяжелые облака медленно ползли над городом. Все вокруг приобрело какой-то странный оранжево-голубоватый оттенок. В воздухе ощущалось высокое давление. У Ларса заболела голова, он стал массировать переносицу. Машина сдвинулась вперед еще на несколько метров. Внезапно разразилась гроза — не отдаленное громыхание, как это обычно бывает, а оглушительный взрыв прямо у него над головой. Испугавшись, он инстинктивно сжался, и тут небеса разверзлись, ливень обрушился на головы людей, которые побежали, ища укрытия. «Дворники» работали с максимальным усилием, лобовое стекло запотело изнутри, мир за стеклом исчез в тумане.

Ларс вставил ключ в замочную скважину. Верхний замок был не закрыт — это означало, что Сара дома. Он незаметно вошел в холл, тихо прикрыв за собой дверь, прошел в кабинет, открыл ящик стола и спрятал туда рецепты.

Сара сидела в гостиной и писала статью об одиноких женщинах-художницах и их сложной финансовой ситуации. Статья называлась «Социально-экономическое насилие». Сара возилась с ней уже давно. Он не понимал, почему она так упорно пытается ее закончить. Кто захочет такое читать?

Ларс посмотрел на Сару, пытаясь вспомнить, что он когда-то увидел в ней, что привлекло его к ней, однако на ум ничего не приходило. Возможно, он ничего в ней и не видел — просто они стали парой, потому что все остальные были уже заняты. Или они сошлись потому, что оба не хотели иметь детей. Или потому, что оба привыкли испытывать чувство вины — теперь Ларс начал это понимать. Именно чувство вины вело его вперед по жизни — и оно воплощалось в той, которая сидела теперь на диване, пытаясь написать о том, что никого не интересовало. Ларс ненавидел все, что напоминало о чувстве вины, особенно потому, что не понимал, откуда оно берется.

— Чем ты занимаешься? — спросил он, прислонившись к дверному косяку.

Она подняла глаза от экрана компьютера.

— Угадай.

Почему она всегда так отвечает? Ларс смотрел на нее с отвращением — его вдруг потрясло осознание того, какая она некрасивая. Пустая, невзрачная, непривлекательная — такая не похожая на Софию. Уже одна эта ее поза — сидит, сгорбившись, положив ноги одна на другую. Ее отвратительная чайная чашка, которую она никогда не моет. Ее нежелание следить за собой в будни, ее дешевый вкус, который она скрывала за интеллектуальным чванством, — она полная противоположность тому, что ему нравится в женщинах.

— Кто из нас съедет, ты или я? — спросил он.

— Ты. — Ее ответ последовал слишком быстро.

— Нет, съедешь ты — это моя квартира. До того я буду спать в кабинете.

Оторвавшись от косяка, Ларс зашел в кабинет, взял сумку и фотоаппарат.

Когда он проходил мимо гостиной, Сара стояла у окна, обняв себя за плечи.

— Что случилось? — спросила она чуть дрожащим голосом.

Не ответив, он хлопнул входной дверью.

Войдя в свою квартиру на Виттстоксгатан, Йенс опустился на диван. Он так надеялся перевести дух. Однако отдыха не получилось.

Некоторое время он смотрел в потолок, прислушиваясь к глухому звуку транспорта на Вальхаллавеген. Не в силах усидеть на месте, поднялся, открыл окно, подошел к кладовке в кухне, достал лук и колчан со стрелами.

Квартира имела площадь сто тридцать пять квадратных метров. Йенс снес большую часть перегородок — ему хотелось воздуха и простора, хотелось стрелять из лука.

В дальнем конце того, что по изначальному плану было гостиной, стояла большая круглая мишень, сделанная из тростника. Со своего места в бывшей столовой Йенс стал выпускать стрелы сериями, по пять штук. Стереоустановка играла сальсу семидесятых — двое суровых парней в широких белых брюках пели по-испански о мужском одиночестве и о девушках с большой грудью. Между сериями Йенс пил пиво. Когда надоело пиво, перешел на виски, продолжая стрелять. Потом ему надоела сальса, потом всякая музыка вообще, потом надоело виски, и он перешел на коньяк. Пострелял еще, потом ему все надоело, он бросил лук и стал делать отжимания, пока не заболели руки.

Йенс как никто знал в себе эту привычку — никогда не испытывать удовлетворения, сколько бы он ни заполнял свое время музыкой, спиртным или тем, что в тот момент было под рукой. Ему всегда хотелось еще — душа требовала новых ощущений. Мама назвала бы его избалованным, папа — наркоманом. Пожалуй, они оба попали в точку.

Он связался с русскими, сообщил, что товар задерживается. Они ответили, что это его проблемы: они хотят получить свои штучки в условленное время. И дали Йенсу неделю — после этого им положена скидка за задержку, а Йенса ждет такая взбучка, после которой ему придется полежать в больнице.

Лежа на спине на ковре, он прокручивал в голове одну и ту же мысль: как ему найти Арона или Лежека, которые, в свою очередь, могут сказать ему, где найти Михаила.

Поднявшись, он поставил вариться кофе и взялся за дело. Однако выяснилось, что найти Арона не так просто, как можно себе представить. Йенс перепробовал все способы. Сначала он проверил всех Аронов в Стокгольме, затем по всей стране — через справочные и различные поисковые системы. К утру он успел переговорить с полицией, налоговой инспекцией, местной администрацией и всеми возможными инстанциями. Однако у него не было ничего, кроме имени. Имя и словесный портрет. Арон, возраст около сорока лет, угловатое лицо, черные волосы… Манеры джентльмена. На этом далеко не уедешь.

Когда они прощались, Арон упомянул Стокгольм, однако ничто не указывало на то, что он все еще находится в городе. Возможно, он живет где-то в другом месте, может быть, за пределами Швеции. Стены надавили на Йенса. Он подумал о Лежеке. Говорил ли тот что-нибудь? Нет. Но, может быть, Терри? Каменная статуэтка — может быть, это зацепка? Что он такое говорил? Что-то типа того, что продает подобные вещицы.