Читать книгу "Лига перепуганных мужчин - Рекс Стаут"

Наконец он посмотрел на меня и вздохнул.

– Нет.

Я уточнил:

– Вы хотите сказать, что это не то?

– Да, мне думается, шрифт не совпадает.

– Дайте-ка мне взглянуть.

Он подтолкнул ко мне листочки, я тоже вооружился лупой и принялся изучать значки. Поскольку у меня уже была некоторая практика в данном деле, мне не надо было быть уж слишком придирчивым, как накануне. Мне казалось невероятным, чтобы меня обмануло мое предчувствие. Только те люди, которые занимаются детективной практикой, понимают, какое большое значение имеет подобная интуиция. Если подобное предчувствие не оправдывается, тогда вы можете ставить крест на своей карьере и идти работать в отдел уголовных расследований. Не говоря уже о том, что Вульф с самого начала сказал, что пишущая машинка является одной из тех двух вещей, которые ему совершенно необходимы.

Еще раз вздохнув, Вульф добавил:

– Ужасно жалко, что мистер Фарелл нас оставил. Я не уверен, что мое новое предположение может дождаться его возвращения… А он, кстати сказать, ничего не говорит о своем возвращении…

Он снова взял в руки записку Фарелла, чтобы ее перечитать.

– Мне думается, Арчи, что вам лучше будет временно прекратить заниматься розысками…

Он запнулся и произнес каким-то придушенным голосом:

– Мистер Гудвин, подайте мне лупу!

Я дал ему. То, что он обратился ко мне так формально, когда мы с ним были одни, показывало, что он был настолько возбужден, что практически не владел собой, но я не имел понятия по какой причине. Тут я увидел, зачем ему понадобилась лупа. Он разглядывал через нее записку от Фарелла. Рассматривал тщательно, придирчиво. Я ничего не стал спрашивать. А в мыслях у меня промелькнула радостная идея, что нельзя игнорировать никакие предчувствия!

Наконец я услышал:

– Вот как?

Я протянул руку. Он вложил в нее записку и лупу. Я все увидел сразу же, но продолжал разглядывать слово за словом. Было ужасно приятно видеть, что «а» не попадает в строку, чуть сбита в левую сторону, а буква «н» перекошена, ну, и все остальные признаки…

Я положил записку на стол и подмигнул Вульфу.

– Старина Орлиный Глаз, как жаль, что не мне принадлежит честь открытия!

– Кому надо позвонить в Филадельфию, чтобы узнать, где можно отыскать архитектора, который, как мне кажется, уехал туда в поисках заказов?

Глава 14

– Послушайте, – сказал я, – мы можем проваландаться с телефоном целый день и ничего не добиться. Почему бы не поступить таким образом: вы позвоните приятелям Фарелла здесь и посмотрите, не сумеете ли через них связаться. Я же смотаюсь в Филадельфию и позвоню вам оттуда, как только окажусь на месте.

Я прекрасно успел на дневной поезд, поел в вагоне-ресторане и позвонил Вульфу.

У него не было никаких данных, за исключением имен некоторых друзей Фарелла в Филадельфии. Я обзвонил их всех, побывал в клубе, в издательстве и других учреждениях, чтобы проверить, кто намеревается заняться строительством и т. п. Где-то около шести часов я напал на его след, когда после трех десятков пустых звонков всем архитекторам города один звонок оказался стоящим: мне рассказали, что некий мистер Олленби, неожиданно разбогатевший, намеревается построить библиотеку для города Миссури. Я решил позвонить к нему, чтобы получить сведения о Фарелле. Мне ответили, что мистера Фарелла ожидают к обеду, к семи часам. Я проглотил пару сандвичей в ближайшей закусочной и помчался к Олленби.

Меня провели в библиотеку новоиспеченного богача и туда же вызвали Фарелла. Разумеется, он не мог понять, каким образом меня туда занесло. Я дал ему 10 минут на проявление удивления, после чего спросил уже без предисловий:

– Вчера вечером вы написали записку Вульфу. Где находится та машинка, на которой она была напечатана?

Он улыбнулся, как улыбаются только ошеломленные джентльмены, недоверчиво и в то же время смущенно.

– Полагаю, там же, где я ее оставил. Я ее оттуда не уносил.

– Понятно, но где же она? Извините, что я обрушился на вас со своими расспросами, ничего не объяснив. Я же охочусь за вами уже более пяти часов и совершенно без сил. Даже голова плохо соображает. Понимаете, машинка, на которой вы печатали свою записку, – та же самая, которой пользовался Чапин для печатания своих стихотворений. Вот какая небольшая подробность.

– Неужели?

Он посмотрел на меня и засмеялся.

– Черт побери, вот это удача! А вы не ошибаетесь? После всех тех трудностей, с которыми я раздобывал образчики шрифтов, взять просто, и напечатать записку… Даже не верится!

– Да, когда начинаешь думать… Но вы хоть помните, где вы ее печатали?

– Конечно. Я воспользовался пишущей машинкой Гарвард-клуба.

– Вот оно что?

– Ну да, черт побери!

– Где у них хранится машинка?

– Собственно говоря, нельзя сказать, что она где-то хранится, потому что она предоставлена в распоряжение всех членов клуба, стоит на своем постоянном месте. Я был в клубе вчера вечером, туда же пришла телеграмма от мистера Олленби, так что я напечатал на этой самой машинке несколько записок. Она находится в маленькой комнатушке рядом с курительной. Этой машинкой пользуются многие.

– Так. Ясно. Машинка предоставлена для всеобщего пользования, так что на ней печатают тысячи людей.

– Едва ли тысячи, но все же многие.

– Достаточно десятков. Видели вы, чтобы ею пользовался Поль Чапин?

– Трудно сказать… Впрочем, однажды… Да, припоминаю, как он сидел на маленьком стульчике перед машинкой, подсунув искалеченную ногу под стол. Да. Точно.

– Ну, а кого-нибудь из своих друзей, членов «Лиги»?

– Честное слово, не могу сказать.

– Есть ли в алькове еще другие машинки?

– Есть еще одна, но она принадлежит общественному стенографисту. Она закрыта. Что касается первой, то ее когда-то пожертвовал клубу один из его членов. Поначалу она находилась в библиотеке, но специалисты печатанья одним пальцем так на ней грохотали, что ее выдворили.

– Олл-райт.

Я поднялся.

– Могу ли я сказать Вульфу, когда вы вернетесь, если вы будете нужны?

Он ответил, что завтра он подготовит чертежи, чтобы показать их мистеру Олленби.

Я поблагодарил его, сам не знаю за что, и вышел поискать свежего воздуха и свободное такси, которое бы доставило меня на вокзал.

Поездка в поезде, в душном вагоне, где сигарный дым смешался с углекислотой, выдыхаемой из сотен легких, образовав среду, в которой за час погибли бы все орхидеи Вульфа, не способствовала улучшению моего настроения. Мы приехали в полночь, и я отправился домой. В кабинете было темно, Вульф лег спать. На моем столе записки не было, так что ничего экстраординарного не случилось. Я достал из холодильника кружку молока и пошел наверх.