Читать книгу "Круть (с разделением на главы) - Виктор Олегович Пелевин"

как на фему. Эстроген ведь не подделаешь. Петух, одним словом — такие вещи братва чуяла битым нутром.

Понятно было, почему конвой доставил такого занятного пассажира в холстине. Всё по правилам внутреннего распорядка. «Непрозрачный экран», как выражалась служебная инструкция, полагался для нейтрализации растлевающего воздействия уголовных татуировок на сознание окружающих.

В колонии экран разрешалось снять — значит, новенького привели прямо с этапа и развязали руки перед дверью.

Непонятно было, почему его привезли в колонию, где правил Кукер. Что двум петухам делать на одной поляне? Конечно, на некоторых петушатниках и по три пернатых сиживало — но это были редкие случаи, и только в самых больших ветроколониях. А здесь одному придётся сложить крылышки. А может, и вообще упасть с жёрдочки.

Обойтись, впрочем, тоже могло. Пока ещё. — Представься братве, — велел Кукер. — Как кочета кличут?

— Рудель, — ответил петух, исподлобья глядя на Кукера.

— Такого пернатого не знаем, — сказал Кукер, сглотнув.

— Я недавно в дырявых.

— Кто опетушил?

— Сенька Гребень и Хвостокол. На семнадцатой приморской.

— На семнадцатой приморской в этом году новых не пернатили.

— Я недавно отдуплился. Малява не дошла ещё.

— Сенька с Хвостоколом точно оба на семнадцатой? — спросил Кукер, поднимая глаза на братву.

— Там, там, — загудела братва. — Сейчас двух пернатых на одной зоне больше нигде нет. Только на приморской.

— Кто заверил?

— Ваня Клюв, — ответил Рудель. — ещё не заверил, но малява к нему пошла тоже. Однозначно.

— А как впервой прокукарекал? — спросил Кукер. — Расскажи подробно.

— На пересылке это было, — сказал Рудель. — Сидел по ложному доносу, шили тележное дело — будто крэперов крышевал у Парка Культуры. А я там просто как бык работал, от фем их охранял. Про имплант-реакцию и тестостерон с эстрогеном я тогда не знал. Но многие подозревали, потому что фемам морды бил только так… В общем, прибыл я на пересылку. Начальница наехала не по делу. Обещала, что весь срок в карцере просижу. Посадили в карцер, а там трое уже чалилось. Ну вот они на меня наехали, а я их порешил.

— Шпоры у тебя есть?

— Есть, — ответил Рудель. — По моей наколке на воле сделали.

Я уже столько слышал про эти шпоры, что пора было заказать контекстную справку.

TH Inc Confidential Inner Reference

Шпора петуха — примерно то же, что нелегально изготовленный нейрострапон-заточка (цугундер), применяемый в женской уголовной субкультуре. Это близкий по конструкции стилет из высокопрочного пластика с нервными коммутаторами на поверхности, подключаемый к мозгу через имплант. Как и цугундер, позволяет испытать оргазм от возбуждения нервных сенсоров на поверхности пластика.

Между шпорой и цугундером есть различия. Обычно шпор две — это парное оружие. Длина и форма шпор могут сильно различаться, так как их изготавливают в нелегальных мастерских по индивидуальному заказу. Но шпора традиционно длиннее.

Крепятся шпоры в специальных самовживляющихся разъёмах, имплантируемых петуху в икру и лодыжечную кость. Эту операцию негласно делают прямо в колониях, так как петухи, несмотря на свой подчёркнуто асоциальный статус, во многом помогают лагерному начальству поддерживать порядок на зоне (хотя сами отрицают любую социально полезную функцию). По той же причине шпоры не подлежат конфискации, хотя формально запрещены законом. Петухи могут даже перевозить их с одной зоны на другую в личных вещах (то же касается куриных цугундеров).

Владение шпорами — сложное, почти эзотерическое искусство, на изучение которого у петуха уходит вся жизнь. Известно, что многие петухи занимаются йогой и восточными единоборствами, поддерживая себя в надлежащей форме.

Боевое применение шпор зависит от силы ног, растяжки, общей физической подготовки и владения секретными приёмами петушиного боя. Но физические качества носителя выходят на первый план только при конфликте двух петухов друг с другом.

Имплант-коррекция токсичной маскулинности делает любого гетеросексуального цисгендерного самца практически беззащитным перед петухом даже без шпор. Поэтому петух применяет своё оружие лишь в самых высокоранговых разборках.

Когда я вернулся в реальность, Кукер ещё размышлял.

Ответы Руделя казались идеальными — ни к одному невозможно было придраться. Если что и вызывало подозрение, то именно их прозрачная ясность — жизнь ведь сделана из полутонов. Но за звонкость не предъявишь.

С семнадцатой приморской и правда давно не приходило маляв. Гребень с Хвостоколом могли назначить нового опущенца в пику Кукеру — с ним были напряги у многих старых петухов-законников.

Оставался один вопрос, на котором фальшивый претендент на перья мог попасться. Поднять эту тему мог только опытный петух.

— Ты нам вот что расскажи, — вкрадчиво начал Кукер. — Откуда к тебе имя петушиное прилетело? По какому такому ветерку?

Ответить правильно мог лишь петух со знанием традиции. Но Рудель принял вызов.

— Рассказать могу, — улыбнулся он. — Только слушать долго.

— Да мы вроде никуда не спешим, — сказал Кукер. — Базар гремит, а срок идёт. Давай, послушаем.

— Сон мне был глючный. Под «туманом» по вене.

— Какой?

— Что я немецкий летчик Рудель, ас германского люфтваффе номер один. Такой и правда был…

— Мне можешь не объяснять, — буркнул Кукер. — Гони дальше.

— Лечу я, значит, на своей «штуке», это такой пикирующий бомбардировщик фирмы «Юнкерс». На груди железные кресты, а на душе погано, потому что вспоминаю разговор с фюрером. И за Европу душа болит.

— Где летел?

— Над Россией, — ответил Рудель. — На дорогах танки и верблюды, грузовики и телеги. Прут на запад. Одну колонну расстреляешь, а вместо неё две новых. В общем, мрачная перспектива. И тут вижу — рядом «мессершмит» летит. Наш. С чёрными ромбами вокруг мотора и радугами на крыльях. А на борту — красное сердце со стрелой и надпись «Ульрика».

— Издалека надпись прочитал? — спросил кто-то из братвы.

— «Мессершмит» подлетел, — сказал Рудель. — И крыльями мне помахал. Но я и так знал, что там за надпись.

— И кто это был?

— Ас номер один Хартман, — ответил Рудель.

— Так кто был номер один? — спросил другой браток. — Рудель или этот Хартман?

— Вообще-то Рудель, — ответил Рудель. — У него было пятьсот танков, линкор и чего там ещё, не помню. А людей вообще убил немерено. Но если чисто по самолетам, Хартман. Больше трёхсот побед в воздухе. Он, правда,