Читать книгу "Смена - Светлана Павлова"

не могу.

На кровать упала прямо в джинсах, потная и не смыв макияжа. Люся увидит полумесяцы туши под глазами и начнет верещать, что от этого бывает рак кожи. Какая разница? До дискотеки часа полтора. То есть девяносто минут – нет, пять тысяч четыреста секунд прекрасного, крепкого, исцеляющего ничто, в котором мне ничего не покажут. Ничто – оно как забытье, как теплый воск, как ласковый к коже кусок атласа. Ничто просто делает свою работу – затягивает в болото, баюкает, лечит издерганную оболочку.

– Ви, мы идем?

Я с трудом открыла глаза и увидела, что надо мной стоит Юля.

– Куда идем?

– В смысле? Мы же договорились. Ну, «секретики». Помнишь? Ты обещала.

Еще не отойдя от сна, я силилась вспомнить, что за «секретики», чего наобещала и когда это мы успели перейти на «ты». Это «ты» – новое, доселе не бывшее – резануло мне слух, и резануло приятно. Видимо, Юля сама так решила, не ожидая разрешения с моей стороны.

Вставать не хотелось, но я себя заставила. Умываясь, вспомнила наконец, как договорилась с Юлей научить ее своей любимой детской игре, в которой нужно сооружать в земле тайник с сокровищами и написанной на бумажке, гложащей тебя тайной или желанием. Перед выходом Юля поинтересовалась, не забыла ли я свои сокровища. Она не сомневалась, что в важном ритуале мы будем участвовать вдвоем, на равных. Я ответила утвердительно (соврала, конечно), прикидывая, что из содержимого сумки может подойти для торжественного захоронения (презервативы? но-шпа? наушники?). И мы пошли.

На пути к лесочку нам встретилась Марина со свитой. Марина была в топике розового цвета. Цвету этому в разных оттенках – от кислотного до малинового – она не изменяла ни дня. Такого же цвета лямки стрингов виднелись прямо над шортами. Судя по всему, тренд моих школьных лет таки вошел в классику моды.

– Куда это вы идете? – спросили они.

Мы с Юлей опешили, но я быстро нашлась и сказала, что идем мы по делам.

– Ну Виолет Валерьна-а-а-а, ну скажи-и-и-ите, – заныла Марина и подняла руку – убрать волосы со лба.

На внутренней стороне ее запястья я увидела татуировку carpe diem, наличия которой в первый день заезда я никак не могла вспомнить. Потому, видимо, рука была быстро убрана за спину.

– Зуб даю. Идем по делам.

– По каким?

Страшно захотелось с силой нажать на педаль бормашины.

– По секретным. Меньше знаешь, крепче спишь, Колесникова, – оборвала я, надеясь таким образом минимизировать ее авторитет среди припевал.

В этом ответе, с моей точки зрения, ужасным было все: уничижительное армейское обращение по фамилии, искусственное создание интриги, язвительное пренебрежение. Но к тому моменту систематически инициируемая Мариной и ее фрейлинами система лагерной травли меня доконала. Ничего-ничего, пущай помучается.

В лесу мы долго выбирали место погребения наших тайн. Оно не должно было находиться слишком далеко, чтобы легко искалось. И в то же время не должно быть слишком близко, чтобы его не разрыли собаки. Сошлись на елке, седьмой от строгого значка «Не мусорить!». И начали процесс консервации субстанции времени, ковыряя землю украденной из столовки алюминиевой ложкой.

Я украдкой наблюдала за Юлей: в ее «секретиках» лежали большая золотистая пуговица, брелок в виде буквы А и конфета.

– Что это за брелок?

– Это мамин, ее Алла зовут.

– А пуговица откуда?

– Тоже мамина, с пиджака.

– А чего конфету-то не съела? Тебе не жалко? А то смотри, я могу…

Юля замялась и покраснела.

– Не хочешь – не говори.

– Не буду. Лучше ты скажи, что у тебя там.

Мне, честно говоря, похвастаться было нечем. Закапывать пришлось случайно прихваченный Вадичкин Zippo, увидев который я осознала, что с нашей дурацкой встречи он ни разу мне не писал. Еще в последний путь отправился гулявший вместе с бумажным мусором по сумке вкладыш из подаренной мне Антоном жвачки Love is.

Любовь – это за минуту до его прихода освежиться духами.

Хоронить бумажку было страшно жаль. Не потому, что она мне нравилась, – напротив, ее мизогинная сущность как раз таки этого и заслуживала. Каждый раз, натыкаясь на нее глазами, я думала, что освежиться надо бы мозгам авторов этого текста. Но я не выбрасывала, берегла. Не от лени и не от забывчивости. Просто это было единственное вещественное доказательство нашей связи, вот и все.

Я показала. Юля спросила, показывая на зажигалку:

– Это у тебя откуда?

– Парень забыл забрать.

– А это?

– М-м-м… Тоже от парня, – недолго думая, ответила я.

И не врала ведь. Во всяком случае, в сказанное я искренне верила.

– Так, у нас до ужина мало времени. Давай секреты писать, – во избежание ненужных расспросов сказала я и протянула Юле ручку и листок.

– А чего такой маленький?

– Желание должно быть компактным и лаконичным, – ответила я (на самом деле просто было жалко раздирать молескин).

– И че, это реальный варик?

– В смысле?

– Ну, работает это?

– Работает, работает, – уверила я Юлю.

Я быстро написала свое, состоявшее из пяти букв, – единственное, что имело для меня значение в тот момент. Юля в задумчивости погрызла ручку и начала писать, скрючившись над листком, будто обороняясь от мира и закрывая написанное ладошкой, как на контрольной. Траектория ее вилявшей руки вывела знакомый силуэт первой буквы – В. Я сразу отвернулась – уважала ее право на секрет. Наблюдая за ней, я и не сомневалась в том, что она действительно верила в волшебный механизм. В этом и есть удивительная фишка детского мира, построенного на магических ритуалах и калейдоскопе закономерностей. Наступишь на трещинку – мама никогда не выздоровеет. Сможешь простоять на одной ноге 18 секунд – ребята перестанут задирать. Перепрыгнешь через четыре ступеньки сразу – училка не спросит. Это все она, тонкая связь с незримым миром, обусловленная страхом смерти, который, как ни странно, дети чувствуют острее взрослых.

По дороге мы встретили машину МЧС, аббревиатуру которой начали раскручивать и так и эдак. Мечты Чебурашки Сбываются, Мои Чокнутые Соседи, Мужик, Чего Сказал?

Потом Юля спросила:

– Ви, а что ты написала в бумажке?

– Эй, так нечестно. Это же «секретики». – Я сочиняла правила на ходу, потому что врать не хотелось, а сказать правду я не могла.

– Ну это про пацана?

Я кивнула.

– А этот, который в бумажке, – между вам типа любовь?

Всегда удивлялась, как легко дети обращаются со словом «любовь».

– Эх, Юля, да если бы я знала, есть любовь или нету.

– А ты говоришь, что нет слова «нету»!!! (победоносно)

– Ну это какое-то слишком сильное слово – «любовь». – Я попыталась перевести тему. –