Читать книгу "Костер и Саламандра. Книга вторая - Максим Андреевич Далин"

— живые. И парни помоложе из нашего экипажа с жёнами милуются, — я извиняюсь, леди, — тоже, скажете, мёртвые?

— Простите, сейчас об этом думать не время, — сказала я. — Но после войны — я обещаю и вам, и вашим парням: проведём ещё один обряд — и с жёнами миловаться будет намного проще. Можете сказать им об этом.

А сама подумала: надо будет поговорить с Фогелем. Неучтённый момент… как-то упустили из виду. Просто в голову не пришло.

Впрочем, тему развивать не стали.

— Э! — возразил Далех. — Прости, почтеннейший, но какой же ты живой? Ты дышишь? Сердце бьётся?

— Слушай, южанин, — Найл поднял палец, — ты как-то не с той стороны смотришь. Вот возьми, предположим, моряка на деревянной ноге. У него, по-твоему, мёртвая, что ли, нога?

— Вай-вай! А что ж, живая?

— Хорошо. Поди на базар. Вот продают деревянные ноги. Мертвечину, что ли?

Далех задумался. А у меня в голове начали появляться какие-то проблески.

— Вы хотите сказать, дорогой мэтр, что ваше тело-протез нельзя считать мёртвым по тем же признакам, что и протез ноги… — задумчиво повторил Валор. — Но деревяшка и покрытый слоем фарфора скелет…

— А в чём разница, мессир барон? — спросил Найл. — Ну сделайте вы искусственную ногу из кости… Ну вот какому-нибудь чудаку ядро ногу оторвало, а он протезного мастера упросил взять на протез кость из той ноги…

— Валор, — сказала я, — скажите: между шкатулкой из черепашьего панциря и дохлой черепахой есть разница?

— Варево адово! — ругнулся Ольгер. — Вот нутром чую, но не могу объяснить!

— А что тут непонятно? — хмыкнул Найл. — Я или вот мессир Валор — в искусственном теле, как на деревянной ноге. Будь та нога хоть из костей, хоть из демонова хвоста — всё равно она уже вещь. И куклы эти самые, будь хоть костяные или фарфоровые — они были вещи. Протезы. Не трупы. Их на фабрике сделали, — и сунул Ольгеру с Далехом свою ладонь без перчатки. — Вот, отполировали, шарниры вставили…

— Добавьте, дорогие друзья мои: удалили с костей всякий след прежней жизни, — кивнул Валор. — Превратили их в материал, сырьё, рабочий инструмент. Если можно так сказать, вытащили их из смерти, отвязали их от смерти, очистили от неё — и превратили в вещи. А наши души, войдя в эти вещи, превратили их в такое же подобие тел, каким делается искусственный глаз или деревянная нога… или вставная челюсть, если на то пошло!

— Да! — заорала я так, что Ольгер отшатнулся. — Валор, вы гений! И вы, Найл! Ваши тела Фогель превратил в вещи, в протезы, в предметы — и вы их одухотворили. Живые куклы, живые машины… не знаю, в этом роде! А Клай ничего этого не делал, он просто вернулся внутрь трупа. Обычного трупа.

— Не ваш обряд, деточка, — кивнул Валор. — Ваша формула, но обряд — Церла. Вы живую душу к трупу не привязывали.

— О! — заорал Ольгер ровно так же, как и я. — Поэтому у вас прошло то… чудо на пирсе! И потом, и потом! Третий Узел!

— Да, — подтвердил Валор. — Видимо, этот обряд уже как минимум не чернокнижный. Здесь что-то другое… очевидно, одобряемое светлыми силами.

— И тёплая рука, холодная — всё равно, — сказала я. — Понимаешь, Далех? Как бы у живого человека тоже может быть очень холодная рука — с мороза, мокрая…

Далех сосредоточенно слушал и кивал:

— Старики такого не знали, чтобы дух вселять в куклу.

— Да, — сказала я. — Это новое!

— Леди Карла, — сказал Жейнар, — может, Далех посмотрит, как будем возвращать мэтрессу Эрлу? Он так проще разберётся. Кстати, а когда?

А действительно, когда, подумала я.

— Практика показывает, что для совершения обряда леди Карлы не нужно полнолуние, — сказал Валор. — Поэтому мы проведём обряд, как только согласуем с курсантами-некромантами. Это будет показательный обряд, принципы, как выясняется, необходимо знать всем.

— Ничего себе, — только и смогла сказать я.

— Мэтр Фогель сообщил, деточка, — невозмутимо продолжал Валор, — что кадавр для духа мэтрессы Эрлы уже готов. Так что, я думаю, завтра ночью можно будет спокойно её вернуть, если вдруг не случится чего-нибудь экстренного.

— Мессир Валор обещал, что я подниму, — сказал Жейнар ужасно самодовольно, блестя единственным глазом. — Можно, леди Карла?

— Конечно, — хмыкнула я. — Если уж тебе Валор обещал.

— Я бы тоже хотел, но страшновато, — сказал Ольгер. — Мне с адом даже условно страшновато связываться.

— Не спеши, — сказала я. — Хотя… знаешь, может, это уже и не совсем с адом. Поглядим.

— Наставник Лейф будет участвовать, — сказал Валор. — У нас с вами, деточка, теперь есть проверенный в деле наставник, крепкий в вере и не боящийся ада.

Я кивнула и подумала, что наступают новые времена. Что их поступь ужасна — но в этом дыму и кошмаре брезжит что-то неожиданно хорошее.

И, быть может, наше положение не так безнадёжно, как может показаться в момент слабости.

12

На следующее утро мы провожали подводный корабль. У него не было имени; между собой моряки называли его «Мираж», но официально у него был только номер. Подводный корабль «Восемь-один». Восемь — это были попытки. Один — это первый, выходящий в поход.

У него не было имени, только тайное прозвище — как у ребёнка, которого боятся сглазить.

Ветер с моря дул по-весеннему мягкий, но по-зимнему сильный, сырость всё равно пробирала до костей — и я куталась в плащ, ветер рвал полы. Холодно было смотреть, как по пирсу шла Виллемина в сине-белом платье с матросским воротником в три полоски, без шляпы, с остро сияющей в утренних сумерках маленькой диадемой в простой причёске — против ветра, ветер дёргал её подол, приоткрывая туфельки. Её сопровождали адмирал Годрик и фарфоровый капитан Дильман из дома Парящей Чайки. Экипаж подводного корабля, двадцать пять фарфоровых моряков, выстроился на его… хотелось сказать «спине»: корабль лежал в холодной тёмной воде, как металлический кит, и волны нежно лизали его бока.

И духовой оркестр с берега гремел старый прощальный марш «Жди, побережье». У меня ком в горле стоял от его звуков, которые плескались на