Читать книгу "На что способна умница - Салли Николс"

Естественно, это означало, что она была не в состоянии вернуться в тюрьму в положенный срок. А к тому времени, как она достаточно поправилась, правительство объявило по случаю военного времени амнистию для заключенных суфражисток. Узнав об этом, Ивлин вздохнула с облегчением и сразу же застыдилась. Вернуться в тюрьму она боялась больше всего на свете.

Прежде с ней никогда не случалось тяжелых и затяжных болезней, и это состояние ей не понравилось. Поначалу ей было так плохо, что она почти ничего не замечала, дни слились в сплошную мешанину жара, озноба, боли и непреходящего ощущения слабости.

В полубреду этих дней ей, как ни удивительно, нужны был не Тедди и не младшие сестры, а мать и мисс Перринг. Мисс Перринг, к которой раньше Ивлин относилась с легким пренебрежением, оказалась прямо-таки находкой теперь, когда она заболела. Гувернантка словно читала ее мысли и точно угадывала, когда Ивлин хотелось пить, или поговорить, или еще одно одеяло, или когда Хетти и Кезия утомили ее болтовней. Ивлин удивлялась самой себе: как мало внимания она уделяла этой женщине, с которой, в сущности, провела больше времени в жизни, чем со своими родителями.

— Где вы научились так замечательно ухаживать за больными? — спросила она однажды и услышала в ответ:

— Ухаживала за своей матерью, когда она умирала.

Ивлин с болью в сердце поняла, что за долгие годы знакомства с мисс Перринг ни разу даже не задумалась о ее семье.

Мать тоже удивила ее. Ивлин ждала, что на нее рассердятся за тюрьму, голодовку и суфражисток, но об этом мать ни словом не упоминала. Зато приносила свое шитье в комнату Ивлин, устраивалась рядом и читала ей вслух любимые с детства книги: «Записки Пиквикского клуба», «Пака с Холмов» и «Алису в Стране чудес».

Странно было попасть в тюрьму школьницей, а очнуться уже взрослой, в мире, охваченном войной. За несколько месяцев ее болезни жизнь изменилась до неузнаваемости.

Хетти и Кезия охотно просвещали старшую сестру, наперебой рассказывая ей обо всем: кто второпях женился, кто записался в армию, кто поспешил скупить чуть ли не всю продуктовую лавку в первый же день войны.

— По Хиту каждый день маршируют солдаты, — возбужденно рассказывала Хетти. — Солдат вообще повсюду много, куда ни пойди, как будто в армию взяли всех до единого. Кит тоже рвется, но папа говорит, что он еще слишком молод и должен сперва доучиться. Вот Кит и вернулся в Оксфорд, но всем говорит, что его уже призвали. Только трусы и негодные по состоянию здоровья не идут в армию, говорит Кит, и еще иностранцы. В колледже у него теперь полным-полно солдат, и на студентов они глядят свысока. В половине колледжей устроили или солдатские казармы, или армейские госпитали, как рассказывал Кит. Он продержался всего три дня, а потом вернулся домой и заявил папе: или он отпускает его в армию, или он будет торчать дома, пока его не отчислят из Оксфорда за прогулы. А папа все равно твердит, что он еще слишком молод, но разве девятнадцать лет — это «слишком»? По-моему, это ужас — видеть, как твой брат сидит дома, когда в стране чрезвычайное положение. Но ты же знаешь папу.

Кезия и Хетти воспринимали войну с явной восторженностью. Обе ходили на митинги в поддержку армии, и в скаутском отряде Хетти уже начали заготавливать бинты для раненых — с точки зрения Ивлин, несколько преждевременно.

— Наша вожатая говорит, что важнее всего выглядеть как на параде и всегда следить за состоянием формы, — объясняла Хетти. — Говорит, что долг каждого англичанина или англичанки — поддерживать дисциплину и боевой дух и тем самым показывать войскам, как горячо мы их ценим. Замечательно, правда?

— А ты рассказала своей вожатой, что твоя сестра напала на полицейских? — забавляясь, спросила Ивлин.

— Глэдис рассказала, — ответила Хетти. — Вожатая говорит, что в мирное время все это еще куда ни шло, но во время войны надо забыть о наших разногласиях и сообща трудиться ради победы над гансами. Я пообещала, что так ты и сделаешь. Ведь правда же?

— Пожалуй, — отозвалась Ивлин.

Она слегка растерялась. Миссис Панкхёрст недвусмысленно высказалась, что нужды страны должны быть превыше нужд суфражисток. Ивлин понимала, что она права. Весь смысл суфражистской кампании заключался в том, чтобы максимально осложнять жизнь правительству. Но в военное время тратить понапрасну ресурсы правительства означало бы подвергать риску британских солдат. Так поступают предатели, и это не что иное, как игра на руку противнику. Разумеется, поступить так суфражистки просто не могли. Но все же…

Ее вновь наполняла та же бессильная ярость, которая не давала ей покоя чуть ли не все детские годы. Опять нашлось нечто столь важное, что ради заботы о проклятых мужчинах было отодвинуто в сторону множество женщин. «Стоит ли ради этого умирать?» — говорили ей Тедди и отец, подразумевая, что ни в коем случае не стоит. И вот теперь нашлось нечто неопределенное, связанное главным образом с соглашениями, альянсами и чужими битвами, и оказалось, что ради него умирать безусловно стоит. Не то чтобы она решительно возражала против этой ценности. И ни в коем случае не считала, что можно нарушать обещания и пренебрегать долгом перед нацией. Просто… довольно обидно было сознавать, что в представлении британцев права британских женщин стоят настолько ниже прав бельгийцев.

Поначалу с Тедди она виделась очень редко. Ивлин не знала почему: то ли ему до сих пор отказывали от дома, то ли она была слишком больна, чтобы принимать гостей. Долгое время ей так нездоровилось, что она вообще не замечала, кто с ней рядом. Но, когда все наконец начало налаживаться и у нее прояснилось в голове, она спросила о Тедди.

— Где он? — Ужасная мысль поразила ее. — Неужели ушел в армию?

Но не мог же он уйти, не повидавшись с ней или хотя бы не написав! Или мог?

— Нет-нет, конечно же, нет, — поспешила заверить ее мать.

— Или ты все еще сердита на него?

— Нет, — удивленно откликнулась мать. — Господи, да нет же! — И, заметив вопрос на лице Ивлин, продолжила: — Как же я могу сердиться на него? Да еще теперь, когда…

Она имела в виду вовсе не войну.

— Можно мне с ним увидеться? — спросила Ивлин. — Мне правда очень хочется.

— Ладно, — слегка обеспокоенно отозвалась мать: в то время Ивлин еще не разрешали даже сидеть в постели и все очень боялись расстроить ее. И Тедди привели к ней наверх.

— Привет, дружочек, — сказал Тедди. В его глазах мелькала настороженность, которой Ивлин раньше не замечала.

— Привет, — ответила она и протянула руку.

— Господи! — дрогнувшим голосом продолжал Тедди. — Не вздумай больше так меня пугать. Я думал, что постарею на десять лет за ту неделю, которую ты провела в тюрьме. А потом ты вышла и снова задала нам жару!

— Извини, — сказала Ивлин, и он взял ее за руку и пожал ее.

— Ничего. После тщательных размышлений я решил все же простить тебя.

У нее вырвался смешок, похожий на икоту. Стало быть…