Читать книгу "Мёд жизни - Лидия Сычева"

– А почему у тебя с ним разные отчества?

– Так это ж мой двоюродный брат!

– А, точно!..

Женя звала его на «вы» и по имени-отчеству, а он её по имени и на «ты».

Брат приезжал по делам в Москву, как правило, раза два в месяц, всегда это было неожиданно, нежданно (резкие телефонные побудки по утрам), всегда он приходил после обеда, иногда ближе к вечеру, никогда – с пустыми руками, так что Женя даже начала сердиться: «Зачем вы тратите деньги? Не приносите ничего, не надо!»

Но из объемного кожаного портфеля неизменно извлекались гостинцы – дорогая коробка конфет (обязательно!), хорошее вино или коньяк. Женя не пила вообще, Петя, как она заметила, тоже избегал спиртного, особенно в дорогу – вечером его ждал поезд. Зато он с удовольствием наблюдал творческих людей «под градусом», да и у наиболее охочих до выпивки персонажей (например, репортёра Михалыча) уже выработался рефлекс на явление Пети – народ начинал отираться вблизи кабинета, ожидая, когда наступит «время чая».

Посиделки носили спонтанный, стихийный характер и шли под лозунгом «встречи с братом». Женя хлопотала с чаем, её коллега из отдела писем, хитромудрая Варвара Грумова, неспешно потягивала кофе из крошечной чашечки, подходили пропустить по рюмочке журналисты, что были на тот момент посвободнее. Время, которого в Москве всегда не хватает, как-то «растягивалось», удлинялось, разговор прыгал с пятое на десятое, то и дело звонил телефон, ответсек приносил Жене сокращать и вычитывать готовые полосы и тоже цеплялся за тёплую компанию – послушать, что вещает свежий человек из глубинки.

Петя утопал в кресле (на почётном месте) у журнального столика и разглагольствовал:

– А вот вы, пресса, согласны с тем, что во главе страны должны стоять философы? Возьмём «Государство» Платона…

Женя, по смешкам и переглядкам коллег, догадывалась, что Платона (как, впрочем, и Аристотеля) никто не читал. Петя входил в раж, увлекался, цитировал античных философов, тут же давая мудрым мыслям свой комментарий.

Своей горячностью брат вызывал прилив неприкрытой нежности в глазах у Варвары Грумовой. Высокая, статная разведёнка с причёской а-ля Мирей Матье, она в одиночку воспитывала двоих сыновей.

Как-то на исходе чаепития Грумова пошла в наступление:

– Петр Панкратович, а давайте мы с вами перейдём на «ты»? Вы будете называть меня Варя, а я вас – Петя…

Брат и бровью не повёл:

– Видите ли, Варвара Захаровна, меня по имени-отчеству кличут с пятого класса, когда у нас отец помер от фронтовых ран и вся семья на мне осталась. Смысла менять традицию я не вижу…

Варвара хихикнула, искусно перевела разговор на шутку, и вообще этот прямолинейный «отлуп» перенесла с достоинством. Но на чаепитиях с братом с тех пор бывала редко, видимо, считая, что нечего попусту тратить время – Платон с Аристотелем её занимали мало. Правда, Грумова любила шоколад, и если заглядывала к Жене, то с удовольствием угощалась элитной конфеткой. «Что, брат вчера был?» – «Да, заходил». «Ну как он, не женился?» – масляно улыбаясь, выведывала Варвара. Женя пожимала плечами: «Да я, честно говоря, не спрашивала». Грумова смотрела на неё подозрительно – не верила.

Личная жизнь брата не то чтобы не интересовала Женю, но она как-то всё забывала про это спросить. Да и потом, говорить «про невест» в лоб – бестактно. Нужен весомый повод, а он почему-то не возникал. Вообще, кровно-родственные разговоры про ни разу не виданных ею племянников, дядьёв, тёток, двоюродных сестёр вызывали в ней чувство тягости и тоски. Потому их беседы постепенно удалились из этого поля, сосредоточившись на античности и современности. И тут, пожалуй, они ощущали себя родственными душами.

Теперь Женя чуть-чуть гордилась и важничала Петей. Она видела в нём отпечаток крепкой и мужественной породы: он был невысокого роста, коренаст, плечист, с твёрдым подбородком, широким лбом, с небольшими синими глазами, глядевшими внимательно и остро. В определённости и соразмерности его черт проглядывало что-то необычайно своеобразное, привлекательное, и в то же время далёкое от обыденности. Он не походил ни на один из известных ей человеческих типов: ни мещанин, ни чиновник, ни офисный работник, ни технарь-инженер. Но кто же он? Способный крестьянский сын, выбившийся в люди? Духовный потомок античных философов? Новый разночинец, не потерявшийся в «лихих девяностых»?

Бывало, что встречи с братом превращались в мастер-классы по журналистике: из бездонного портфеля Петя вытаскивал ворох газет, испещрённых пометками и подчёркиваниями. Несуразные заголовки, откровенное враньё, пропущенные абзацы, вопиющие ошибки в цифрах, искажённые фамилии – ничто не уходило от внимания придирчивого читателя.

Женя добродушно посмеивалась, не разделяя его возмущения:

– Бросьте вы! Народ, думаете, из газет узнаёт информацию? Я, например, вообще прессу не читаю.

– Неважно! – негодовал брат. – Каждый, – он поднимал указательный палец вверх, – должен хорошо делать свою работу!

Репортёр Михалыч, вальяжный, в щегольских туфлях и дорогом костюме, уже порозовел от пропущенной рюмки армянского коньяка. И потому был особенно благодушен:

– А вы, Петр Панкратович, сами когда-нибудь в газетах печатались?

– Я? – Брат смешался. – Нет. Но…

– А-я-яй, Женечка, непорядок! – деланно возмутился Михалыч. – Вы что себе думаете? Куда смотрите?

Женя, погруженная в срочную правку, отвлеклась:

– В смысле? Кто чем не доволен?

Михалыч объяснил:

– Ваш брат возмущён качеством федеральной прессы. Он решил заткнуть всех за пояс и выступить автором нашего издания. Есть возражения? Нет. Какая тема? «Жажда знаний»? Прекрасно! Срок написания – неделя.

Женя оценила идею и с ходу подыграла Михалычу:

– Дадим в колонку! Позовите фотографа, пусть сделает портрет.

Репортёр, чуя, что есть повод подогнать напарника для застолья, рысью кинулся из кабинета…

Так появился этот снимок: крупные кольца кудрей, лоб в поперечных морщинах, зверский взгляд, жесткая щетина на щеках, волевой подбородок. На фото Петя походил не на интеллигентного преподавателя технического вуза, дебютирующего с заметкой в центральной прессе, а на генерала Ермолова, взирающего на бунтующий Кавказ – не хватало только сабли и бурки. Портрет иллюстрировал эссе – жёстко-доказательное рассуждение о том, зачем молодому человеку учиться и почему диплом, купленный за взятку, не приносит счастья.

– Успех! – витийствовал Михалыч, потрясая пред братом номером с вышедшей статьёй. – Весь тираж скуплен поклонницами! Варвара Грумова грозила покончить жизнь самоубийством, не вынеся конкуренции коварного внештатника, внедрённого в газету под кодовым название «брат»! В Кремле соберут экстренное заседание, чтобы обсудить информационную «бомбу»!..

Михалыч, наконец, выдохся. И спросил уже без выпендрёжа: