Читать книгу "Маски Черного Арлекина - Владимир Торин"

Гость шагал легко и в то же время настороженно, словно кошка, наступая на пышный алый ковер кончиками обуви, будто проверяя его на прочность. От его цепкого, как коготь, взгляда ничего не ускользало. Коридор был ярко освещен масляными лампами, камень стен закрывали гобелены. Большинство полотен изо всех сил стремились поразить воображение гостя сценами из легендарных Войн Титанов и другими знаменательными событиями, связанными с божественным вмешательством в обыденную жизнь простых смертных – впрочем, тщетно, – Пустынник не чтил чужих богов и не испытывал к этим напыщенным и горделивым образам ничего, кроме презрения. Кое-где высились тонко отделанные старинные доспехи, а к полу водопадами стекали алые портьеры с золотыми шнурами. Гость не мог не скривиться – все это показное богатство и вычурная роскошь ни в какое сравнение не шли с истинным великолепием дворца султана Ан-Хара. От холода здешних стен не спасли бы и тысячи гобеленов, а от озноба в ногах – даже самые толстые ковры. Эти жалкие гравюры и барельефы ни за что не могли спорить с тончайшими арабесками и резным мрамором, здешние златотканые алые дорожки скорее походили на кошму из верблюжьей шерсти, а чадящие, как ноздри ифрита, масляные лампы уж точно должны были стыдливо расплавиться, узри они все великолепие и блеск гравированных письменами айверидиш[3]лампад. А бесподобные сады у дворца султана, где растут сотни прекрасных сортов самого чарующего на всем свете цветка – благоухающей гюль, что значит «Бархатная тайна в темноте»! Да неужто этим невежественным и темным людям когда-нибудь суждено понять всю тонкость непередаваемого аромата и величественность красоты? Нет. Они даже называют «гюль» этим грубым и резким словом – «роза», они взяли его символом для своего бога-убийцы: любовь и страсть заместили кровью и смертью...

Стражники остановились подле невысокой двери со знаком Хранна – клинком меча, произрастающим из стебля розы, – и постучали.

Дверь незамедлительно открылась, и на пороге появился высокий мужчина средних лет, облаченный в белоснежную рясу, расшитую золотой вязью узоров. У него было довольно приятное округлое лицо, а глубокие, четко очерченные глаза светились отеческой заботой и пониманием. Пустынника посетило назойливое ощущение, будто с каждой новой секундой этот человек все глубже проникает в его душу, с поразительной легкостью раскрывая все ее сложности и перипетии. Печальная сочувственная улыбка, казалось, даже слегка грела, выдавая в нем невероятное умение принять и простить всю ту злобу, что скопилась в неспокойном человеческом сердце не за один день.

«Именно таким и должен быть истинный Первосвященник», – подумал Сахид Альири Рашид Махар, восточный житель.

– Проходи, сын мой, добро пожаловать, – мягко, точно погладив взъерошенного котенка по шерсти, сказал церковник и отошел, уступая дорогу своему гостю.

После того как Сахид Альири вошел, святой отец благословил стражников, осенив их знаком Хранна – двумя пальцами прочертив в воздухе косой крест, – и закрыл дверь.

Обстановку в комнате Первосвященника нельзя было назвать аскетичной и строгой. Небольшая кровать, обитая белым бархатом, с пологом из тончайшей полупрозрачной ткани, похожей на ту, в которую облачаются султанские танцовщицы в Ан-Харе, отнюдь не располагала к безжалостному самоистязанию плоти, что проповедовали церковники Вечных. Кресла, целиком вырезанные из драгоценной кости огромных животных, были привезены сюда из очень далеких краев, должно быть, из самой Империи Сиены или еще откуда-то. Одно из них и пододвинул своему гостю его преосвященство.

– Присаживайтесь, уважаемый Сахид, вы ведь не будете против, если я осмелюсь называть вас так, а не полным именем? – Отец Мариус поставил на столик красного дерева большую золотую чашу с фруктами.

– Отнюдь, о Овеянный Белым. – Пустынник сел и взял протянутую ему гроздь винограда. – Вы не можете знать моего полного имени, ведь оно сочетает в себе имена всех моих предков, вплоть до самого основателя рода. В моих краях принято называть асаров по первому имени, данному им при рождении, и имени отца, следующему за ним. Сахид – мое имя, Альири – мой отец. Есть и другие, но они не настоящие. Песок на губах злопыхателей, липкий мед на устах льстецов. Прозвища, так вы их называете?

– Да, сын мой, – кивнул отец Мариус. – Если вы не возражаете, я сразу перейду к делу. Я ведь понимаю, что вы очень занятой человек и ваше время, как говорится, – деньги.

«Уловил самую суть», – подумал Сахид Альири.

– Итак, могу я узнать, когда вы возвращаетесь в прекрасный пустынный Ан-Хар?

– Ваш великолепный город принял мой караван с распростертыми объятиями, и товары уже все растаяли, точно зефир на губах. Завтра с рассветом я выступлю в обратный путь, если на то будет благословение ветров.

– Да оградит вас Хранн от всякого зла в вашем пути. Могу я просить вас о небольшой услуге, достопочтенный Сахид Альири?

– Конечно, о многомудрый, – кивнул Пустынник.

– Его величество король Ронстрада Инстрельд Пятый Лоран лично просит вас принять в свой караван его друга, великого ма... – церковник запнулся, но тут же исправился: – Бывшего великого магистра, а ныне посла королевства ко двору его светлости султана Ахмеда-Ан-Джаркина.

– Я без колебаний соглашаюсь с этим, ведь просьба вашего великого короля – большая честь для меня! – В сощуренных серых глазах пустынного жителя читалось явно противоположное – ему навязывали лишний груз, и он был не особо рад этому.

– Я еще не сказал, что за оказанную трону Ронстрада услугу вам положено вознаграждение в размере пятидесяти золотых тенриев. – Довольно увесистый мешок с золотыми монетами перешел к мысленно скривившемуся купцу. – Путевые грамоты и бумаги на беспошлинный проезд через королевство, конечно же, вы также получите...

– Когда полуденное солнце озолотит шпили вашего Храма, я буду готов покинуть Гортен, – сказал Сахид Альири, принимая кожаную суму с походными бумагами.

– Я был рад с вами пообщаться, сын мой, вы – самый благородный из негоциантов пустыни.

Восточный купец встал с кресла, дотронулся тыльной стороной ладони сперва до своих губ, а после до лба – так пустынники выказывают уважение – и направился к двери.

– Постойте, сын мой, – остановил купца отец Мариус. – Вы не согласитесь выслушать просьбу от меня лично?

– Я внемлю, о светоч.

– Прошу, оберегайте в пути своего спутника, он очень дорог мне.

– Всенепременно, почтенный, ни один волос не упадет с его головы.

Пустынник закрыл дверь и вышел из покоев Первосвященника, так и не заметив черной тени, что выскользнула из-за двери следом за ним. Оглянувшись и никого не увидев, Сахид Альири осторожно прокрался к лестнице. Он забрался за широкую ало-синюю портьеру с изображением золоченой лилии и оказался в приземистом потайном ходу. Узкий темный путь, спрятанный в простенке за главным коридором, вел довольно круто вниз – это была самая короткая дорога к подземельям дворца в обход стражи: мало кто о ней знал, и никто не окликнет чужака... Следуя когда-то полученным инструкциям, Пустынник направился к местам погребения умерших королей Ронстрада и их семей. Подземные переходы соединяли древние мавзолеи под Асхиитаром и хранили множество тайн...