Читать книгу "Новогодняя жена - Екатерина Романова"

— Я заговоров не знаю. И вообще, магии во мне нет! Совсем нет! — она всплеснула руками и снова всхлипнула. — Я самое бестолковое создание на свете! Бездарное, глупое, бессмысленное, зачем я вообще только родилась?!

— Анахель! — воскликнула и сжала ладошки девочки. — Ты мне сердце рвешь на части! Ты удивительная! Сильная! Настолько сильная, что иные взрослые позавидуют, а еще ты талантливая! Честно говоря, я не люблю музыку, но твоя что-то внутри переворачивает. У меня от нее мурашки по коже!

— Толку от музыки? Лучше бы эти руки умели творить магию! — в сердцах крикнула она.

— Что бы изменилось тогда?

— Родители бы меня любили!

Железобетонный аргумент. И что ответить? Что они тебя и так любят? Ага. Видела я демонстрацию этой любви сегодня. Кто бы рассказал — вряд ли бы поверила. А так мои глаза мне не враги.

— А давай так. Мы не будем сейчас говорить о плохом. Мы лучше вспомним самые радостные моменты нашей жизни! Давай я начну. Однажды в детстве я каталась с горки и неудачно упала. У меня разболелась рука — оказалось, что перелом. Я так боялась идти к доктору! Мне было тогда лет семь, наверное. Думала, будет еще больней, да и просто, детские страхи, знаешь, наверное, — я улыбнулась, погружаясь в воспоминания.

— И где здесь хорошее?

— О, хорошее дальше. Оно всегда острее запоминается после плохого. Мой папа — тоже доктор — переоделся в Деда Мороза, а медсестру, которая накладывала гипс, попросил одеться Снегурочкой! Мне сказали, что Дед Мороз творит волшебство. Он заморозит мне руку на десять дней, а потом, когда снимет, она будет как новая. И ведь сбылось! Я тогда так гордилась, что мне руку сам Дед Мороз вылечил! Несколько лет всем об этом рассказывала! Только потом, когда стала старше, поняла, что родители так боролись с моими страхами…

Анахель смотрела на меня внимательно, а потом спросила:

— А кто такие Дед Мороз со Снегурочкой и что значит гипс?

Опа…

— Ну… Это волшебники зимы. Что-то вроде вашего Необъяснимого и этого, как там, в песне поется…

— Кардаха?

— Вот, его самого.

— Твой папа переоделся в Кардаха? — рассмеялась девочка.

— Ага. Я так радовалась!

— Он тебя очень любит, — грустно сказала она, после долгого молчания. — Мой никогда не переоденется в Кардаха ради меня.

— Но наверняка у тебя есть свои хорошие воспоминания! Поделишься? Что-нибудь, что вызывает улыбку, что особенно запало в душу.

Девочка долго молчала, а потом в ее глазах появился какой-то огонек. Но когда она начала говорить, у меня кровь от лица отхлынула:

— В день моего пятилетия, когда я не смогла раскрыть свою магию, и совет магов ушел ни с чем, мама тайком от папы заперла меня в одном из чуланов замка на последнем этаже. Она связала мои руки, связала ноги, привязала к ножке старинной кровати — такой тяжелой, что ее и впятером с места не сдвинуть, а потом сказала, что если я хочу жить, то сама выберусь. Магию свою раскрою и выберусь. А если не выберусь, то ей такая дочь не нужна и лучше пусть я совсем умру, чем такая бестолочь и бездарность будет позорить род де Трувэ.

Вот тебе и приятное воспоминание из детства. Я понимала, что хорошее будет дальше, вот только плохое в детстве каждого ребенка настолько индивидуально, что поражаешься — как некоторые дети вообще с таким справляются! Я старалась не подавать вида, но внутри меня все переворачивалось.

— Я проплакала весь день, звала на помощь, но никто не слышал. На чердак никто не поднимается, да и мама запретила слугам туда ходить. Сказала, что там один из неконтролируемых оренаров отца. Ночью, когда свет уже не пробивался сквозь маленькое окошко, стало так страшно, что я даже плакать боялась. Боялась, что меня услышат монстры и съедят. А потом услышала, как кто-то скребется под дверью. Тихо-тихо, но настойчиво. Потом сизый дымок прокрался в щель и воплотился в одного из отцовских оренаров. Оказалось, папа искал меня! Он так искал, что всю свою магию потратил на создание оренаров, лишь бы найти. Когда один из них меня отыскал, папа прибежал через несколько минут. Отвязал меня, прижал к себе так крепко, что я слышала, как быстро бьется в груди его сердце. Он отнес меня к себе в спальню, там накормил, а потом дал все, что мне прежде запрещали: шоколадный торт, мятное мороженое, леденцы… Он всю ночь утешал меня, пел колыбельные, гладил по голове. Я так боялась засыпать, что вздрагивала от каждого шороха. Но папа был рядом. Он ни на минуту меня не оставил. Я чувствовала его даже сквозь сон. А на следующий день мы уехали. Только вдвоем. Мы катались на лодке, кормили хлебом зеленых лебедей, собирали цветы, я научила папу плести венки. Мы купались в речке, жарили рыбу на костре, катались на оренарах… Домой приехали только поздно вечером… Я на всю жизнь запомнила этот день.

Анахель улыбнулась, вздохнула и на этот раз платочком утерла иные слезы: слезы счастья.

Я долго не могла ничего сказать, потому что, первое: Мадлен — мразь, Арман — отчаянно любит дочь, но слишком сломлен, чтобы это показать, а Анахель… Боже, дай этому ребенку счастья, пожалуйста! А второе — девочка очень любит отца, привязана к нему, поэтому безразличие графа причинило ей такую боль.

23. Без пяти минут вдова

— А твоя мама? — спросила осторожно. — Она как-то объяснила свой поступок?

Девочка пожала плечами и вытерла остатки слез. Говорила она уже спокойно, только ладони чесала.

— Сказала, что хотела достать мой дар через испуг. Думала, если моей жизни будет угрожать опасность, магия проснется.

Вот дрянь! Что там говорила Доротея? Что граф может высечь меня на конюшне? Вроде как в шутку говорила, но в каждой шутке есть доля правды. Должно быть, он уже сек однажды Мадлен и, если честно, я ни капли его не виню. Поднимать руку на женщину — последнее дело, но тут сам доктор прописал.

Анахель снова почесала ладони, а на ее щеках проклюнулся нездоровый румянец. Я приложила ладошку ко лбу девочки — огненный! Еще мгновенье назад, когда я обнимала ее, температура была нормальной, а сейчас девочка горела! Вспыхнула, как свеча!

— Дорогая, как ты себя чувствуешь?

— У меня словно кровь кипит! — Анахель растерла ладошкой грудь, а потом распахнула веер и стала обмахиваться. — Чешется все, особенно ладони!

Она протянула мне руку, и я замерла. Так вот она какая — магия заморская? На кожу девочки словно блестки просыпали! То красные, то темно-золотые переливы прокатывались по ладони от кончиков пальцев к центру.

— Магия! Анахель, у тебя проснулась магия!

Девочка с удивлением посмотрела на свои руки, потом на меня, снова на свои руки и удивила меня еще больше:

— Не говорите об этом никому, пожалуйста.

— Что? Но, почему?

Анахель поджала губы и рассматривала переливы блесток на ладони.