Читать книгу "Удивительная женщина - Нора Робертс"

Ее руки дрожали.

— Я с вами честна! Это истинная правда! — Оставив в покое волосы, Эбби уставилась на Дилана немигающим взглядом. — И после этого вы хотите, чтобы я сказала Крису, что он был зачат в ту ночь, когда его отец изнасиловал меня? Эту правду я должна сказать своему сыну?

Эбби постояла и, не дождавшись его ответа, медленно вышла из комнаты.

Глава 8

Дилан не мог работать. Он почти с негодованием смотрел на свой компьютер и не мог заставить себя набрать хотя бы слово. Фразы роились у него в голове. Эмоции по-прежнему переполняли его. Он вспоминал, шаг за шагом, что произошло сегодня днем и вечером.

Когда Эбби вышла из кухни, он сидел и смотрел на диктофон, продолжающий работать. Шокирован? Как он мог сказать, что он был шокирован? Он давно уже снял розовые очки. Он знал, какой неприглядной, жестокой, мелочной может быть жизнь. Он и раньше вторгался в чужие жизни, находя в них язвы, шрамы и грязные секреты. Они его не шокировали и давно уже перестали на него действовать.

Но он долго сидел на кухне, где еще стоял запах кофе. И ему было больно. Ему было больно, потому что он помнил, как побледнело ее лицо и как спокойно звучал ее голос, когда она говорила о своей драме. Он оставил ее в покое, понимая, что ей необходимо побыть одной.

Он поехал в город. Расстояние поможет, указал он себе. Журналисту нужно расстояние, так же как уединение. Только это сочетание поможет создать правдивую историю. А разве не история всегда была прежде всего?

В прогревшемся воздухе повеяло приветливым мартом. Снег лишь кое-где покрывал землю. Весна бурно вступала в свои права. А к концу весны книга должна быть закончена. Но вот как? Он больше ни в чем не был уверен.

Когда он вернулся, мальчишки уже пришли из школы. Они играли во дворе, бегали наперегонки с собакой и друг с другом. Дилан некоторое время сидел в машине, наблюдая за ними, пока Крис не бросился к нему и не пригласил поиграть в пятнашки.

Даже сейчас, несколько часов спустя, Дилан помнил, как просияло лицо Криса, как открыто и невинно смотрели его глаза. Маленькая ручонка с абсолютным доверием сжала его руку, он начал что-то лопотать о том, как у него прошел день в школе. Некто по имени Шон Паркер отказался играть на перемене. Потрясающая новость. Бен произнес какую-то детскую непристойность по поводу дилеммы Шона Паркера, а Крис все время хихикал и чуть не разразился смехом.

Они проносились за его спиной и норовили заглянуть в кухню. Пробегая за ними, Дилан увидел у плиты Эбби. Она повернулась, встретилась с ним взглядом, некоторое время смотрела на него, а потом погрузилась в обычную предобеденную работу, лишь немного ускорив темп, поскольку все уже были в сборе.

Дилан ожидал, что при встрече, после недавнего разговора, Эбби будет напряжена, но ничего подобного не заметил ни во время обеда, ни после, когда они все вместе играли в какую-то настольную игру. День прошел совершенно спокойно и обычно. Когда настало время, Эбби проводила детей спать, а сама ушла к себе и больше не выходила.

Оказавшись в своей комнате в полном одиночестве, Дилан предался тягостным раздумьям. Как ему поступить дальше? В его власти сделать жесткий, честный материал об истории любви, предательства и сексуального насилия. И это была бы не беллетристика, а реальные факты. В этом и заключалась его работа: написать все честно и без изъятий.

Вдруг он вспомнил, как маленькая детская ручонка доверчиво устроилась в его ладони.

Проклятье! Дилан отодвинулся от стола. Он не в состоянии сделать это! Невозможно изложить на бумаге в черных и белых тонах историю, которую ему поведала Эбби. Независимо от того, как он напишет, независимо от того, насколько тактичен он будет, все равно это будет безобразно, пошло, непростительно! А ребенок был так красив, чист и открыт!

Однако все это не имело значения! Инстинкты, которые сформировались за долгие годы работы биографом, весь его творческий навык, делавший его биографии точными и честными, подталкивали его к правде. Но он помнил еще и поднятые руки Криса, когда тот сдавался, и хмурого Бена, сидевшего на кровати перед армией пластмассовых солдатиков, и пальцы Эбби, переплетенные с его пальцами!

Он привязался к ним! Дилан схватился за голову. Привязался без всякого притворства! В этой игре в перетягивание каната они победили! Он забыл одно кардинальное правило, которое усвоил с первых дней своей работы: никогда не допускай личных отношений с теми, о ком пишешь. А он допустил! И теперь понятия не имеет, как выпутаться из этой адской ситуации.

Не долго думая, он вышел и постучал в дверь спальни Эбби.

— Да, входите! — Эбби сидела за туалетным столиком я заканчивала письмо. Подняв глаза, она отодвинула письмо, словно ждала его.

— Эбби, нам надо поговорить.

— Хорошо. Только закройте дверь.

Дилан вошел, закрыл за собой дверь, но заговорил не сразу. Сейчас между ними не было барьера, не было диктофона, который связывал бы их рамками профессиональной этики. То, что будет сказано, останется между ними. Или, точнее, как он понял, для них обоих. Он не мог с уверенностью сказать, как ему не удалось избежать этой ловушки. На подгибающихся ногах он подошел к кровати и сел.

Комната была тиха, уютна и женственна, как она сама. Все следы насилия, если оно произошло именно здесь, были давно уничтожены. Эбби тщательно хранила свою тайну, чтобы не разрушить жизнь своих сыновей и свою собственную. Снабжая его сведениями, она возложила на него ответственность. Каким-то внутренним чутьем она обнаружила в нем сочувствие, заставившее его принять эту ношу.

— Эбби, вы же понимаете, я не могу писать о том, что вы мне сегодня рассказали.

На нее нахлынула волна облегчения. Она надеялась, она осмеливалась верить, но не была уверена.

— Спасибо.

— Не благодарите меня. — Он чувствовал, что в некотором смысле мог бы более успешно справиться с ее негодованием. — Я напишу много такого, что вам не понравится.

— Мне начинает казаться, что сколько и что вы напишете, уже не имеет никакого значения, — ответила Эбби. Она смотрела поверх его головы на крошечные повторяющиеся цветочки, составляющие узор обоев. Жизнь была похожа на эти узоры. Она пробовала менять ее, но она всегда повторялась! — Вы знаете, Дилан, раньше я думала, что должна создать у мальчиков образ такого отца, которым они могли бы гордиться, а теперь поняла: моя обязанность перед ними в том, чтобы воспитать их такими, чтобы, повзрослев, они могли бы гордиться самими собой!

— Почему вы все рассказали мне?

Эбби смотрела на него, на человека, который в корне изменил ее отношение к мужчинам. Как ему объяснить это? В нем она нашла доброту, которой совсем не ожидала. Он помогал ей работать, хотя это не входило в его обязанности. Он был добр и щедр с ее детьми. Он ухаживал за ней во время ее болезни. Несмотря на жесткую внешность, он был бесконечно добр, и она влюбилась в него! Эбби взяла ручку и машинально повертела ею.