Читать книгу "Алийское зеркало - Кира Измайлова"

Я будто окунулась в него снова.

Свеча давно догорела, но когда я провела рукой по плечу Ирранкэ, знакомые линии едва заметно засветились снова. Я видела их прежде (и у Ири заметила подобные), но тогда они были намного ярче, а теперь свет был едва-едва заметен и будто бы мерцал, как догорающая свеча. Еще и шрам мешал, грубый рубец, рассекший рисунок…

— Что? — шепнул Ирранкэ, почувствовав, как замерли мои пальцы.

— Сердце… — Я приложила к его груди уже не кончики пальцев, ладонь, — у тебя же сердце не там, где у всех!

— Это мне жизнь спасло. — Он вернул мою руку на шрам с левой стороны. — Хотели прикончить, чтобы уж наверняка, а тут вдруг незадача! Бывает и такое, можешь себе представить?

— Еще как могу, — ответила я, — у Ири точно так же…

Я бы вовсе этого не заметила, наверно, но однажды она простыла и сильно кашляла, а придворный лекарь, выслушав ее, шепотом сказал мне: девочка-то необычная. Встречаются люди, у которых органы расположены будто бы в зеркальном отражении, вот Ири как раз из таких. Но лучше помалкивать об этом, мало ли, чего наболтать могут… Я и помалкивала. Какая разница, слева у нее сердце или справа, была бы жива-здорова!

— Это у нас в роду передается, — помолчав, произнес Ирранкэ. — Дед мой был таким же, и прадед, и еще много предков… Именно поэтому мы всегда стояли немного наособицу. Жаль, волшебный дар растеряли за столько поколений… Вернее, разучились им пользоваться — ни к чему было.

— Погоди… — Я нахмурилась. — Так вы еще и колдовать умеете?

— Умели когда-то, — едва заметно качнул он головой. — Говорю ведь, все забылось. Даже алии не бессмертны, да и память у них не вечная. После стольких войн мы многое утратили: там потеряли старинную летопись, тут кто-то погиб, не успев передать потомкам тайное знание. А вот ключ все-таки сберегли, хотя и запамятовали, что это такое и для чего предназначено изначально.

— Ты говорил, что вы использовали его, — припомнила я, — но сами не понимали, как именно он действует и почему именно так.

— Верно. — Ирранкэ устроился поудобнее. — Мы пытались изменять видимое нам будущее, и это даже иногда удавалось. Как бы объяснить… Будущее — оно за стеной с множеством дверей, пока запертых, и оно зависит от того, какая именно дверь будет открыта первой. Определить это можно только с очень малой долей вероятности, но иногда удавалось выбрать нужную… Нужную нам, — поправился он.

— И вы отпирали ее с помощью этого ключа… — Я невольно накрыла ладонью подвеску на шее.

— Именно так. Не отпирали даже, лишь подглядывали в щелочку… А делали это всегда мужчины из моей семьи, — сказал Ирранкэ, — но не только потому, что происходили из правящего рода.

— Ты сказал — алии забыли волшебство, — вспомнила я, — значит, твои предки им владели, и… сохранили какие-то крупицы знаний?

— Да. Этого ничтожно мало, но… помнишь, я сказал, что истратил уйму времени на старые книги? Я искал упоминания о ключе, и я нашел одну легенду, древнюю даже по нашим меркам. Люди, должно быть, вовсе ее не вспомнят.

— Какую же? — шепотом спросила я.

— Жил когда-то на свете молодой алий, — помолчав, начал он. — Тогда и сам мир был юн и полон сил, и волшебство не казалось чем-то удивительным. Оно жило в каждой капле росы, в каждом дуновении ветерка, и алии умели пользоваться им точно так же, как теперь дети плетут венки из ромашек и васильков — протяни руку, сорви цветы и делай с ними что заблагорассудится. А получится у тебя корона или жалкая вязочка в три стебелька, которая назавтра завянет, зависит только от твоего умения. И желания, — добавил Ирранкэ. — Те, кто хотел и мог учиться, стали теми, кого люди называли волшебниками.

— Их больше нет… значит, и волшебства тоже?

— Не путай причину со следствием, — серьезно сказал он. — Волшебство не может никуда деться. Оно все еще здесь, хотя осталось его не так много… Но в этом нет ни нашей вины, ни человеческой. Но кое в чем ты права: когда волшебство начало иссякать, мало-помалу и волшебники позабыли свое ремесло.

— Ну да… если нет глины или лозы, даже самый умелый мастер не смастерит горшок и не сплетет корзину, — пробормотала я.

— Верно подмечено. Самые сильные и умелые продержались дольше всех, подбирая последние крупицы силы, но и о них теперь рассказывают лишь в сказках.

Ирранкэ помолчал, потом спросил:

— Ты ведь хорошо знаешь легенды о Создателе?

— Конечно. Ты хочешь сказать, он тоже был… волшебником?

— А кем же еще? Не чета нашим, конечно. Повторить его деяния никому не под силу, но память о них жива.

— И ключ обронил именно он, — прошептала я. — Как мы тогда подумали…

— Да. А может быть, не обронил, а доверил кому-то. Или вовсе подарил. Этого мы никогда уже не узнаем. — Ирранкэ перевел дыхание. — Я сумел выяснить только одно: ключ испокон веков хранился у кого-то, кто умел противиться его власти. Сперва это были мои предки, но я уже упоминал: эта способность у нас не передается по наследству. Сменилось множество хранителей, прежде чем ключ попал в руки Берты, а потом и в твои…

— Постой, — я припомнила кое-что, о чем не успела спросить его тогда, больше двенадцати лет назад, — скажи, а тогда, перед самой ее смертью, вы никого не присылали за ключом? Я прекрасно помню, что алиев не было в замке, такое поди забудь! И других гостей вроде бы тоже не было… Но вдруг?

— Нет, никого не посылали, — покачал он головой. — Я лично отправился за ним в положенный срок. Тогда мы с тобой и познакомились… не при самых романтичных обстоятельствах.

— Да уж… — пробормотала я. — Но почему тогда ключ был не в тайнике? Мама сказала, что взяла его с подзеркального столика… Но я уверена — бабушка могла оставить там деньги на мелкие расходы, но не что-то подобное. Все ее украшения, сбережения, все осталось в целости и сохранности в другом тайнике! А бросить без присмотра такую вещь… Это невероятно!

— Ты сказала, она умерла ночью, во сне?

— Да. Я проснулась еще до рассвета, а она уже окоченела. — Я невольно вздрогнула, вспомнив то утро. — И это странно! Бабушка ничем не болела, ворчала разве, что старость не радость, да еще жаловалась, что под дождь угодила, не простыть бы, и только. И вдруг…

— Так он был на подзеркальном столике? — напрягся вдруг Ирранкэ.

— Я знаю это только с маминых слов, — ответила я. — Зачем было бабушке класть его туда? До подоконника два шага, почему она не убрала ключ на место? А если хотела вынести из комнаты, почему не положила в карман?

— Постой… — Он помолчал. — А когда она попала под дождь?

— Да накануне смерти! Вышла зачем-то во двор, а тут, как нарочно, ливень, она и не успела под крышу спрятаться. И мама пришла… Я только с бабушкиных слов помню, как было дело, сама-то была в другом крыле занята. Верно… Мама чуть-чуть запоздала, как раз из-за дождя, пережидала его под деревом у самых ворот. А бабушка не любила, когда ее задерживают, — стала я вспоминать, — вдобавок, она сама вымокла, пришлось переодеваться, а это тоже не в одно мгновение делается. И ужин как готовить начали, хлопот невпроворот… Вот поэтому бабушка велела маме обождать, а сама пошла распорядиться на кухне. То ли дичи не хватало, то ли еще чего-то… а вот зачем она выходила во двор? Не знаю. Может быть, птичницам указания раздавала?