Читать книгу "Я - танкист - Владимир Поселягин"

– Пусть будет Салов.

Салова я посадил на место механика. Лосева согнал на сиденье стрелка, а сам занял его, командира и, по совместительству, наводчика. Подключив ПУ и проверив связь – всех членов экипажа я отчётливо слышал, – отключил его и, устроившись поудобнее на сиденье, продолжил дремать, пока не провалился в сон. Теперь у меня была под рукой какая-никакая команда, и я надеялся, что всё же смогу провернуть большие дела. Задел, по крайней мере, был неплохой. Вон как немцев пропесочил на этой дороге, и заканчивать не собирался, если вспомнить артдивизион.

Проснулся я, когда меня затрясли за ногу. Дёрнувшись и стукнувшись плечом о какую-то выступающую железку, я ответил шипящим голосом, потирая отбитое место, всё же башни «тридцатьчетвёрок» первых годов выпуска очень тесные:

– Что?

– Время, товарищ майор, – расслышал я голос дежурного по лагерю старшего сержанта Егорова. Кстати, будил меня Салов.

Подсветив фонариком наручные часы, я убедился, что действительно до наступления рассвета осталось два часа.

– Отлично. Начинаем. Будите Горелова, пусть перегоняет ЗИС к лесу, всё как и планировали. Напомни ему о скоростном режиме. Чем быстрее едет, тем быстрее привлечёт к себе внимание, а мы никуда не торопимся.

– Хорошо, товарищ майор, сейчас отправлю.

Открыв башенный люк, я сел на край и осмотрелся, ёжась от лёгкой прохлады. Темновато, но подсветить можно. Мой экипаж уже просыпался и потягивался, так что в боевом отсеке стоял шорох, отчётливо слышались зевки и бормотание. В соседней машине, как я видел, происходило то же самое. Егоров, передав приказ Горелову, уже сидел в башне своей машины, ожидая моего жеста, чтобы продолжить операцию. Отправка грузовика с топливом и боеприпасами куда подальше – это первый этап. Просто подстраховка. Тем более в лесном лагере нас ждал миномётчик, младший сержант Курлыкин. Он должен был помочь с погрузкой машины, и он умел управлять мотоциклом. Кстати, именно он изредка пускал осветительные ракеты с постов, бегая от одного к другому. Не часто, главное, показать, что посты живы и всё в норме. Так что все при деле. Кстати, лейтенант более-менее пришёл в себя, чтобы связно отвечать на вопросы, сейчас он спал в кабине грузовика.

– Товарищ майор, немцы посты ещё не проверяли? – потягиваясь, показался в люке Бабочкин.

В это время, наконец, неожиданно громко взревел двигатель грузовика, и машина, включив подфарники, неторопливо выехала на дорогу, пересекла её и так же неторопливо направилась по полю в сторону леса. У соседей наметилось беспокойство, которое я внимательно отслеживал. Замелькали фонарики.

– До утра и не должны, их поэтому и было по четверо на посту. Двое спят – двое бдят.

– Пограничники молодцы, я до сих пор не понимаю, как они так всё тихо сделали. Я заглядывал в палатку ремонтников, ужас, что там творится, немцы вповалку лежат, у всех резаные раны.

– Опыт большой ходить тихо, а вот где они так ножами научились пользоваться, это действительно интересно. Тем более я мог бы ещё поверить, что пограничники с застав, которые находятся на передовой и несут на себе всю тяжесть работы, ещё могли бы такое сотворить, но из комендатуры?.. Хм, сомневаюсь.

– Но всё же сделали, товарищ майор.

– Это и настораживает. О чем-то нам Иванов умолчал.

– Сигнал, товарищ майор.

Посмотрел в сторону леса, где действительно трижды мигнул фонарик. Сам я поглядывал в сторону немецких артиллеристов, где заметно успокоилось движение часовых и дежурного по лагерю, поэтому и пропустил первый сигнал. Кстати, от немцев в нашу сторону, подсвечивая путь фонариком, шли двое. Видимо, их отправили узнать, что ремонтникам не спится.

– Осколочный, – скомандовал я Бабочкину и в переговорное устройство передал Салову: – Запускай двигатель. Машина к бою!

Подняв руку, я выпустил световую ракету, после чего скользнул внутрь. Салов уже проделал все необходимые процедуры, и дизель танка взревел, отчего корпус задрожал. Рядом ревел двигателем второй танк. Повернув башню, я короткой очередью срезал двух любопытных немцев и, подведя пушку точно в кузов грузовика, заставленного бочками, нажал на педаль спуска. Рядом мелькнул силуэт разгоняющейся в сторону немецких артиллеристов «тридцатьчетвёрки» Егорова, но всё же мой выстрел в этом бою был первым. От снаряда бочки в кузове взорвались, и всё вокруг озарилось огненным облаком, поднятым в небо. Вспышка ослепила, но огонь не погас. Метались объятые огнём человеческие фигуры, брызги разлетались во все стороны, поджигая лагерь, начало гореть несколько машин с боеприпасами, но сами мы как стояли на месте, так и стояли. В моих планах гонять по немецкому лагерю, как это сейчас делал Егоров, и крушить гаубицы, подминая их под тяжёлую машину, не было. Тем более на прицепе тягач. Я в прикрытии находился и сейчас методично осколочными снарядами и пулемётами – тут метров триста всего до лагеря немцев было – расстреливал группы выживших артиллеристов. Многие бегали в одном белье.

Самое сложное было не попасть в грузовики, забитые боеприпасами, поэтому приходилось целиться тщательно. К счастью, пожар только разгорался, и цели были видны хорошо. Особого смысла, на первый взгляд, в том, чтобы Егоров развлёкся у артиллеристов, не было, любая железка попадёт в гусеницу и порвёт её, танк встанет, а в лагере у немцев починить подобную машину не представлялось возможным. Так что эпопея Егорова, считай, не просто опасная, а фактически лишена логики. Однако в действительности та была. Можно было нам обоим просто расстрелять лагерь из пушек, эффект был не менее значимым, но ведь нужно помнить и о психологической составляющей. А я хотел, чтобы немцы нас боялись. Одно дело, когда неизвестные расстреливают издалека лагерь, а другое, когда пугающая до усёру боевая машина, ревя дизелем и оглушая лязгом гусениц, гоняет по лагерю и давит всё, что попадётся на глаза мехводу и командиру танка. Психология – великая вещь, теперь выжившие немцы заикаться начнут, думая о советских танках. А то победителями они себя почувствовали, арийцы недоделанные.

В действительности хаотичное движение машины Егорова, со стороны казавшееся лишённым логики, таковым не было. Танк давил гаубицы, а стояли те не в линию и были рассредоточены побатарейно. Вот так последовательно уничтожая пушки, Анисимов не отказывал себе в удовольствии погонять немцев, перемещаясь между батареями. Причём мехводом Анисимов действительно оказался отличным, пушки к грузовикам прицеплены, нужно так аккуратно раздавить их, чтобы не повредить грузовики-тягачи. Причина банальна, они набиты боезапасом. Рванёт, танк сдует нафиг. Именно поэтому я туда и не стрелял.

Последняя гаубица раздавлена, и машина Егорова, набирая скорость с объятой огнём гусеницей – это они в бензиновую лужу влетели, – рванула в темень в сторону леса, где скрылся ЗИС. Я облегчённо вздохнул – гусеница погасла на влажной пашне, не разулись всё-таки. Ещё я собирался помочь сержанту пулемётным огнём, если артиллеристы попытаются забраться на броню и закрыть, например, смотровые щели, однако таких храбрецов не нашлось, да и вообще я не заметил, чтобы в лагере кто-то пытался командовать, на инстинктах объятые ужасом носились. Значит, идея с врывающимся на территорию стоянки советским танком себя оправдала, что не могло не радовать. В будущем я от таких кавалерийских наскоков собирался отойти. Проще издалека расстреливать. По ситуации посмотрим.