Читать книгу "Смерть денег. Крах доллара и агония мировой финансовой системы - Джеймс Рикардс"

Например, ручное изготовление товаров силами пятерых рабочих выразится в определенном уровне производства. Если затем прибудут пятеро крестьян из села и присоединятся к существующей на фабрике рабочей силе, используя ту же технологию ручного изготовления, производство увеличится вдвое, поскольку рабочих, выполняющих ту же работу, стало вдвое больше. Теперь предположим, что владелец фабрики приобретает машины, которые заменят ручной труд автоматическим, затем обучает рабочих использованию машин. Если каждая машина увеличивает производство по сравнению с ручным трудом вдвое и на каждого рабочего приходится по одной машине, производство опять же вырастет вдвое. В этом случае производство на фабрике достигло 400 %, сначала из-за увеличения вдвое трудовых ресурсов, затем из-за автоматизации процесса. Как объясняет Кругман, это не «чудо». Это понятный процесс наращивания трудовых ресурсов и производительности.

Но этот процесс явно имеет границы. Со временем из села перестанут прибывать новые рабочие, и даже если рабочие будут, могут возникнуть физические или финансовые ограничения в возможности задействовать капитал. Когда у каждого рабочего будет машина, дополнительные машины не увеличат производство, если их можно использовать только поочередно. Экономическое развитие более сложно, чем предполагает этот пример, и существует много других сил, которые влияют на траекторию роста. Но основная установка, что меньшие производственные затраты равняются более низкому росту, непреложна.

Китай сейчас приближается к этой точке. Это не значит, что рост экономики исчезнет, он просто снизится до устойчивого уровня. Китай поставил себя в такое положение из-за политики «один ребенок на одну семью», принятой в 1978 г., и с тех пор усиленной абортами и убийством миллионов девочек. Этот спад роста населения, начавшийся 35 лет назад, влияет сегодня на состав занятого взрослого населения. Результаты подытожены в недавнем отчете, сделанном МВФ:

«Китай находится накануне демографических изменений, которые будут иметь далекоидущие последствия для экономической и культурной картины. За несколько лет население трудоспособного возраста достигнет исторического максимума, а затем начнется стремительный спад. Основная часть населения трудоспособного возраста, те, кому исполнилось 20-39 лет, уже начала уменьшаться. Ввиду этого обширный приток низкооплачиваемых работников – основной двигатель китайской модели роста – начнет исчезать, с потенциально далекоидущими последствиями как в самой стране, так и за рубежом»[101].

Важно, что когда уровень участия рабочей силы снижается, технологии остаются единственной движущей силой роста. США также сталкивается с демографическими сдерживающими факторами из-за снижения уровня рождаемости, но все еще способны увеличивать трудовые ресурсы на 1,5 % ежегодно, частично за счет иммиграции, и сохраняют потенциал даже еще более быстрого роста за счет технологического совершенства. Напротив, в Китае нет испытанных специалистов по изобретению новых технологий, несмотря на успехи в краже существующих. Сдвоенные двигатели роста: трудовые ресурсы и технологии – оба в Китае начинают глохнуть.

Все же официальная статистика говорит, что экономический рост Китая превышает 7 % в год – уровень, на который развитые экономики могут только с завистью смотреть. Как увязать эти заоблачные темпы роста со спадом затрат производственных факторов трудовых ресурсов и капитала, которые Кругман предсказал почти 20 лет назад? Для ответа на этот вопрос надо принять во внимание не только затраты производственных факторов, но и состав роста. Как определено экономистами, ВВП состоит из потребления, инвестиций, бюджетных расходов и чистого экспорта. Увеличение одного или всех этих компонентов вносит свой вклад в рост экономики. Каким образом Китай, кажется, увеличивает эти составляющие, когда затраты производственных факторов снижаются? Китай делает это с помощью заемных средств, долга и дозы жульничества.

Чтобы понять, как это сделано, рассмотрите состав ВВП Китая по сравнению с развитыми экономиками, такими как Соединенные Штаты. В США потребление обычно составляет 71 % ВВП, тогда как в Китае доля потребления 35 %, меньше половины цифры по США. И наоборот, инвестиции в США обычно составляют 13 % ВВП, тогда как в Китае это огромные 48 % от общей суммы. Чистый экспорт составляет около 4 % в экономике и США, и Китая, за исключением полярности знаков. В Китае стоимость экспорта превышает стоимость импорта, что добавляет 4 % к ВВП, тогда как в США превышение импорта над экспортом отнимает 4 % от ВВП. Короче говоря, двигатель экономики США – потребление, а двигатель экономики Китая – инвестиции.

Инвестирование может быть разумным способом подрастить экономику, поскольку оно имеет двойную отдачу. ВВП растет, когда инвестиции делаются в первый раз, и затем снова растет от повышения производительности, которую первоначальные инвестиции обеспечивают на будущие годы. Однако этот вид определяемого инвестициями расширения не автоматический. Многое зависит от качества инвестиций; от того, добавляет оно в действительности производительность или тратится впустую – так называемое неэффективное инвестирование. Свидетельства недавних лет говорят, что инвестирование в инфраструктуру в Китае сопряжено с огромными потерями. Что еще хуже, это инвестирование финансируется с помощью долга, не подлежащего погашению. Это сочетание бесполезно потраченного капитала и грозного безнадежного долга превращает китайскую экономику в пузырь, который вот-вот лопнет.

Ловушка инвестирования

Недавняя история китайского неэффективного инвестирования обозначает новую главу в повторяющемся спаде китайской цивилизации. В центре этой новой истории – возвышение китайской касты милитаристов, только финансовых, а не военных, которые действуют больше во имя собственных интересов, чем в интересах Китая. Новые финансовые милитаристы выбирают путь взяточничества, коррупции и принуждения. Они – раковая опухоль китайской модели роста и так называемого китайского «чуда».

После коммунистического переворота 1949 г. в Китае всеми фирмами владело и управляло государство. Эта модель преобладала в течение 30 лет, до того как начались экономические реформы Дэна Сяопина. В последующие десятилетия государственные предприятия пошли по одному из трех путей. Некоторые были закрыты или слились в более крупные госпредприятия, чтобы достичь эффективности. Некоторые госпредприятия были приватизированы и стали публичными компаниями, а оставшиеся госпредприятиями обрели мощь в определенных секторах и стали называться «национальными компаниями-лидерами».

Среди наиболее известных супергоспредприятий – Китайская государственная судостроительная корпорация (China State Shipbuilding Corporation), Китайская национальная нефтяная корпорация (China National Petroleum Corporation), Китайская нефтехимическая корпорация (China Petrochemical Corporation, или SINOPEC) и China Telecom. В Китае свыше 100 подобных гигантских корпораций, принадлежащих правительству, под централизованным государственным управлением. В 2010 г. десять наиболее прибыльных госпредприятий производили более 50 млрд долл. чистой прибыли[102]. Государственные суперпредприятия организованы в 16 мегапроектов, нацеленных на совершенствование технологий и инноваций в Китае. Эти мегапроекты находятся в таких секторах, как широкополосная беспроводная связь, добыча нефти и газа и производство крупноразмерных самолетов[103].