Читать книгу "Эхо войны - Дмитрий Заваров"

– Всех! – разозлился я. – Мне вас сортировать, что ли? Вон твои земляки на том берегу, они с нами цацкаются?

– Они служат зверю, – строго заявил дед. – С них другой спрос. Да и не все служат по доброй воле. Много кто, я так разумею, понимает, что к чему. Нельзя весь народ под одну гребенку.

– Да ты что! – Я хлопнул себя по коленке. – Фашистов, значит, надо выборочно отстреливать? Чтобы, не дай бог, кого-нибудь, кто не по собственной воле советских людей убивает, не задеть! Так, что ли, по-твоему выходит?

Старик не выдержал моего взгляда, закопошился в кисете, начал сворачивать новую вонючую самокрутку. Но я не дал ему отмолчаться:

– Отвечай, философ! Чего язык проглотил?

– Надо разделять немцев и фашистов, – сказал он. – Иначе как? Иначе никак. Или бери свой револьвер и стреляй меня сразу. Логично, товарищ командир?

Тут уж настала моя очередь полезть за папиросами… Понятно, что он защищает своих соплеменников. Да и не видел этот старик, не знает всего того, что творят на нашей земле гитлеровские гады. Но ведь и правда – всех немцев, что ли, в расход пускать?

Но тут, на счастье, из блиндажа выскочил рядовой Попов и принялся сноровисто мастерить костерок под висящим на металлической треноге чайником. Мы со стариком обменялись быстрыми взглядами – и по молчаливой договоренности отложили спор. Коваль, выполнявший при нас роль статиста, облегченно выдохнул.

– Чаек сейчас сварганим, – сообщил нам Попов. – С шиповником.

– Откуда шиповник? – спросил Коваль.

– Намного интереснее, откуда заварка!

Смуглое, будто закопченное лицо рядового расплылось в хитрой улыбке. Плутовато заблестевшие глаза намекали, что заварка появилась не очень законным путем. Но, так и не дождавшись вопросов, Попов снял чайник и убежал за водой.

– Чай – это хорошо! – сказал дед, поправляя потухшую козью ножку.

– Ты, философ, лучше расскажи, что в Чернобыль возил? – вернул я беседу в деловое русло.

– А кто ж его знает? – беспечно ответил старик. – До Коростеня смотался, там загрузили, здесь выгрузили. Какой с меня спрос?

Он, кряхтя, наклонился и вытащил веточку из начинающего разгораться костра.

– Мы, немцы, порядок уважаем, – сообщил он, окутавшись облаком белого дыма. – Потому лишних вопросов не задаем.

– Хоть куда возил-то? Показать на карте сможешь?

– Показать смогу, – согласился старик. – Но только карта у тебя небось старая. Эту ветку только прошлой весной построили.

– И куда она ведет? – спросил Коваль. – К подземному ангару?

– Откуда знаешь?

Дед уставился на сержанта подозрительно, даже затянуться забыл.

– Так, предположил, – равнодушно пожал плечами Коваль.

Слишком равнодушно, как мне показалось.

– К ангару, – подтвердил дед. – Там у них что-то наподобие тоннеля.

– И что внутри? – Коваль снова подался вперед.

– Кто знает? Я только до дебаркадера доезжал. Там все выгружали. А вход в тоннель воротами перекрыт.

Вот оно! Я не удержался и азартно хлопнул в ладоши.

– Молодец, дед! – Коваль толкнул старика в бок так, что тот чуть не опрокинулся.

А меня эта его реакция слегка озадачила. Отчего товарищ сержант так воодушевился-то? То есть мне-то положен повод для веселья: я сейчас, покуривая на завалинке, мимоходом вычислил секретную базу, которую до этого мы с шефом предполагали исключительно в теории. Такое везение только в сказке бывает. Но вряд ли Коваль в курсе наших дел. Однако пожалуйста – сидит весь из себя довольный, как будто медаль за эту базу ему обещали.

– Кто там груз твой встречал? – спросил я у деда.

– Солдаты.

– СС?

– Они.

– А руководил ими кто?

– Если тебя интересует, кто главный в лаборатории, так и спроси! – приосанился дед.

– В лаборатории? – Я не смог сдержать удивления.

– Там у них подземная лаборатория, – важно заявил старик. – Они геологию изучают. А главный у них оберштурмбаннфюрер СС Ганс Кламмер.

– Как? – синхронно выкрикнули мы с Ковалем.

Старик недоуменно уставился на нас.

– Оберштурмбаннфюрер Кламмер, – повторил он осторожно. – Весьма образованный и воспитанный человек. Нестарый еще. Очень ему мой говор нравится: вот, говорит, настоящий хохдойч! Я когда к ним на позиции приезжаю, он меня всегда кофеем угощает.

– Куда приезжаешь? – переспросил я.

– На позиции. Там от Янова, за рощицей, еще одна новая ветка идет. Аккурат к расположению войск.

– Ну это, положим, и без тебя известно! – заявил Коваль, бросив на меня косой взгляд.

– А зато ты не знаешь, где блиндаж кламмеровский стоит! – Старик запальчиво ткнул кривоватым пальцем в сторону разведчика.

– А на кой мне это? – Коваль пожал плечами.

– То-то я и смотрю, вы совсем ихней лабораторией не интересуетесь, – язвительно проговорил дед. – Прям нисколько не интересно!

– Ладно! – Теперь уж я толкнул старика в плечо. – Сейчас схему принесу, покажешь, где твой культурный шарфюрер засел.

– Оберштурмбаннфюрер! – поправил дед. – Полковник. Не шантрапа голозадая. С Железным крестом. Я тебе могу отсюда показать. У него там есть наблюдательный пункт, отдельная комната, прямо на ваши позиции смотрит.

Покоробило меня это его «ваши позиции». Но что взять с полоумного философа?

– Он что, на этой стороне холма живет? – удивился Коваль.

– Да уж, жди! – пренебрежительно усмехнулся Фюрер. – Они там просто весь берег перерыли. Насквозь.

– Пошли, покажешь! – предложил я.

– А чай как же? – забеспокоился дед.

– Пойдем, пойдем. Минут десять потеряешь. Вернемся – он как раз заварится.

– Хлопцы, однако я не понимаю, к чему…

Коваль пресек дискуссию самым действенным методом: просто подхватил старика под мышки и поставил на ноги.

– Пошли, штурмбаннфюрер, дальше говорить будем.

И мы двинулись по тропинке. Я шел замыкающим, периодически погружаясь в едкие облака махорочного дыма, испускаемые стариком. Он семенил прямо передо мной, и его коричневые плисовые штаны, заправленные в стоптанные сапоги, будили ассоциации с крестьянами-ходоками из картины «Ленин в 1918 году».

Мы вышли к крутому склону над рекой и, не сговариваясь, остановились, разглядывая укрепленный берег. Позиции просматривались отсюда как на ладони: дуги окопов, хорды путей сообщения, симметричные наросты дотов и блиндажей – во всем этом ощущалась некая геометрическая красота, присущая, наверное, любой грамотно спланированной фортификационной системе.