Читать книгу "Зачем России Марин Ле Пен - Владимир Большаков"

Группа местной интеллигенции основала в 1920-е годы газету «Бретань навсегда», где выступили за независимую родину в составе единой Европы. Более радикальные группы создали в 1934 году Бретонскую националистическую партию. Часть ее членов впоследствии сотрудничала с нацистами. Несколько десятков бретонцев носили форму СС. В послевоенной Франции правительство Виши почти единодушно признается предательским. Однако его решение о разделении Бретани, от которой вишисты отрезали очередной кусок, никто так и не отменил. Никакой национальной автономии бретонцы не получили. И понятно, что такие несправедливости только подпитывают сепаратистские движения, хотя шансов на успех у них нет.

В 1972–1978 годах в Бретани проходили громкие процессы по делу о боевиках подпольной «Революционной бретонской армии» – военной организации Национального фронта освобождения Бретани. Более широкий фронт – Демократический союз бретонцев (ДСБ), в который входят различные левые организации, в 1974 году подписал «Декларацию борьбы против колониализма в Европе» вместе с движениями за освобождение Северной Ирландии, басков, каталонцев и другими. Официально объявленная цель союза – «социальное и национальное освобождение бретонского народа». Сегодня ДСБ представлен тремя депутатами в областном совете, но и только.

Со времен Анны Бретонской сепаратизм не популярен в Бретани, и не случайно бретонцы считаются самыми большими патриотами Франции. Так что у Ле Пенов это качество наследственное. Именно бретонцами были воспетые средневековыми менестрелями Роланд и выходец из бретонского дворянства полководец начального периода Столетней войны Бертран Дюгесклен (1314–1380). Благодаря своей легендарной храбрости, за много лет до Жанны д'Арк, он спас Францию в тот момент, когда страна, казалось, окончательно погибла. Наполеон считал бретонцев лучшими солдатами своей армии. Среди жителей Бретани намного выше уровень религиозности, чем в среднем по стране. Бретонцы плохо относятся к заполонившим страну выходцам из Азии и Африки – процент арабов и негров в регионе незначителен, хотя потоки кочующих иммигрантов проходят и через этот регион.

Осталось, однако, этого народа во Франции, да и в самой Бретани немного. По переписи 1982 года 700 тысяч человек. А сколько из них говорят по-бретонски? Только в 70-е годы бретонцы добились права на преподавание бретонского языка в школах. В 1986 году начал работать местный законодательный орган. В современной Франции есть школы с обучением на бретонском языке, он изучается в университетах городов Ренн и Брест. На нем издаются книги и газеты, вещают телеканалы на бретонском. И все же язык этот медленно умирает, несмотря на все попытки энтузиастов сохранить его, вытесняется официальным французским. Умирают и многие традиционные ремесла и профессии. Соглашения, регулирующие производство сельскохозяйственной продукции и рыболовство в рамках «Общего рынка», привели к разорению многих устричных фермеров и рыбаков, а это как раз главное занятие именно бретонцев. А тут еще напасть за напастью – то один, то другой танкер выливает нефть в море. И все – на пляжи, на устричные поля, на богатые рыбой отмели…

Экономика Бретани традиционно развивалась медленнее, чем в центральных районах Франции. И все же уже в начале XX века там были построены авиационные и автомобильные заводы, развивалась перерабатывающая промышленность. В 1951 году президент Шарль де Голль создал комиссию по развитию Бретани. Во многом благодаря ему и было налажено экономическое развитие региона. Да и отток населения оттуда удалось на время повернуть вспять. В 1960 году Бретань обрела более высокий административный статус, вновь став одним из регионов Франции, в который входят теперь уже четыре департамента Пятой республики. К концу XX века, однако, Бретань вновь оказалась в тисках кризиса.

…Мчась по скоростному шоссе, судьбу людей не распознаешь. Но о ней говорят заколоченные либо просто брошенные, полуразвалившиеся фермы. Научно-технический прогресс лишил работы тысячи людей в городах. Результат? В Бретани, где проживает всего 5 процентов населения Франции, а безработица там выше средней по стране и достигает 12 процентов. А тут еще иммигранты – легальные и нелегальные, готовые работать за гроши. Из-за них коренные бретонцы теряют работу. Для Бретани это особенно тяжело – семьи здесь, как правило, многодетные. Даже традиционный «отходный промысел» – уход на заработки в район Парижа уже не помогает, ибо теперь и там работу найти не легче. А в Бретани народ живет гордый, руку за подаянием не протянет. Вот и социальная подоплека одного из страшных показателей французской статистики – в Бретани самый высокий в стране уровень самоубийств.

…В Бретань лучше ехать летом, когда там не так буйствует «роза ветров», в «лепестках» которой неистово сталкиваются южный и северный, меняя погоду по нескольку раз в день. Но так получилось, что мой приятель Жан Бюар из департамента Кот-дю-Нор, одного из четырех, входящих в географическое понятие «Бретань», уже холодной осенью пригласил меня в Могону, пригород Сен-Брие, столицы департамента. Пригласил на новоселье, потому что как раз к моему визиту закончил свой новый дом. Я поехал и не пожалел об этом.

…Ураган, прорвавшийся из Англии через Ла-Манш, обрушился на Бретань дождем и градом как раз в тот момент, когда я подъезжал к Сен-Брие. Где-то здесь и жил вплоть до своей смерти так и не состоявшийся наследник русского престола великий князь Владимир Кириллович Романов. На узких улицах города, сохранивших средневековый облик, было пустынно. Лишь у старинного собора в центре Сен-Брие стоически держались под холодным ливнем приглашенные на чью-то свадьбу гости. Но, как только невеста нырнула в черный свадебный лимузин, площадь перед собором тоже мгновенно опустела.

Свернув в первый попавшийся проулок, я по нему выбрался на улицу Сен-Пьер. С трудом нашел дорогу к дому Жана Бюара. И вот уже мы с Жаном сидим у огня, и я бессовестно поедаю уже третью дюжину свежайших бретонских устриц. Жан с гордостью, но, как и положено бретонцу, не торопясь, рассказывает мне о том, как сам строил этот дом почти на пустом месте, несколько лет подряд. Зато теперь это настоящая семейная крепость, которая перейдет после него по наследству его детям, внукам и правнукам… Жан приоткрыл для меня семейный сундук. Бретонцы трепетно относятся к своему национальному прошлому. Вот и Жан, как многие его соплеменники знает всю свою родословную по седьмое колено и хранит в сундуке национальный костюм, помнит старинные песни и баллады…

Когда я побывал в их доме, у них было только двое детей. Жена качала подвешенную к потолку колыбельку, укачивая маленького. Послеобеденный сон, наконец, одолел его, и он затих, только время от времени причмокивал губенками с зажатой между ними соской. Старшая дочка, подражая маме, укачивала свою куклу и, поглядывая на братика, аккуратно поправляла игрушечную соску…

Я спросил Жана, что он думает о Ле Пене. Он пожал плечами: «Репутация у него, сам знаешь. Но для многих наших он свой. Особенно сейчас, когда иммигрантов в иных городах Франции больше, чем коренных французов. Вот тебе мой пример. Я всю жизнь вкалываю, как проклятый. И свой дом построил, взяв кредит в банке, причем под немалые проценты. Я его буду выплачивать до конца дней своих, главное, чтоб детям не пришлось за меня доплачивать. А вот в Сен-Брие муниципалитет предоставляет эмигрантам, которые без году неделя, как стали французами, не только пособия на многодетную семью, которую они привозят с собой из Африки, но и бесплатное муниципальное жилье, причем далеко не плохого качества. Конечно, коренные бретонцы этим возмущаются. А Ле Пену это на руку…