Читать книгу "Алина - Сергей и Дина Волсини"

Упала и вдребезги разбилась ваза. Звон битого стекла громом ударил по комнате. Все замерло, остановилось. Алина схватилась за меня и прикрыла рот ладонью, сдерживая крик. Музыкант опустил гитару. Англичанин с ужасом в глазах смотрел на жену, сидевшую на полу, расставив толстые ноги. Один только Мишаня словно ничего не замечал – во всеобщей тишине он развернулся на пятках и вскинул руки навстречу синьоре:

– Э-эх! Матильдочка!..

Но синьора остановила его строгим жестом.

– Все, все, хватит.

– Матильдочка, ну что ты?.. – с улыбкой потянулся к ней Мишаня, но синьора уже отошла от него, приказала музыканту оставить гитару и браться за уборку, быстро распрощалась с англичанами, выпроводив их из столовой, и направилась к нам, тоже поднявшимся из-за стола.

– Пора вам домой, – сказала она просто. – Граф у меня такой же был. Как выпьет, так плясать начинал или песни орать. Бывало, все гости уже ушли, а он с Бартоломео все сидит и сидит, песни свои поет. И ничего с ним не сделаешь. Так и засыпал в гостиной, прямо на полу…

Я подумал, раз так, не оставить ли Мишаню здесь до утра? Комната для него наверняка найдется.

– Пусть проспится, а утром я за ним приеду, – сказал я Лии.

Она обрадовалась – видимо, еще больше моего не хотела везти его, пьяного, домой. Однако когда мы заговорили об этом с Матильдой, старушка встала насмерть и ни в какую не захотела оставить Мишаню у себя.

– Нет, нет, нет! – замахала она руками. – Я знаю, что это такое. Он никому спать не даст. Забирайте его домой.

Мы пошли к машине.

Мишаня брел последним, обиженный, насупившийся, недовольный тем, что мы заставили его ехать домой. Видно было, что только присутствие Матильды не позволяло ему спорить с нами и буянить. Упав напоследок в ее объятия и облобызав старушку с виноватой добротой подвыпившего человека, он плюхнулся на заднее сиденье, буркнув нам сквозь зубы:

– Меня не трогайте. Я спать буду.

Алина осторожно пристроилась рядом с ним, с самого краю. Я сел впереди. Лия завела машину. Синьора осталась стоять на улице одна. Она долго глядела на нас, пока мы разворачивались и выезжали, помахивала рукой и, кажется, крестила нас на дорожку.

Дорога домой оказалась на редкость тяжелой. Выехав со двора, хорошо освещенного четырьмя белыми шарами фонарей, мы оказались охвачены густым туманом, не было видно ни зги. От мокрой листвы, от склонов, из глубины влажных ночных долин поднимался пар, фары нашего автомобиля выхватывали впереди только вздымающиеся клубы воздуха, стеной встававшие перед нами и застилавшие дорогу; мы ехали почти наугад.

Лия, поначалу с уверенностью взявшаяся за руль, быстро растерялась. Она сбавила скорость и вела медленно, как только могла, но и это не помогало: мы то и дело теряли дорогу, заезжали на обочину, задевали колесами камни или оказывались у самой стены шершавого отвесного склона. Она тут же в испуге останавливала машину, и только с моей помощью трогалась снова, сдавала назад и выруливала обратно. С такой скоростью она довезла бы нас до дома разве что к утру, если бы вообще довезла – в темноте она не могла понять, где мы находимся и правильной ли дорогой едем, к тому же, из-за низкой скорости мы потеряли уйму времени, и, хоть казалось, что мы едем уже довольно давно, расстояние мы преодолели небольшое, и до дома было еще очень далеко.

Пришлось мне брать все в свои руки. Благо, она не возражала против моих подсказок и в конце концов стала попросту делать то, что я говорил. От страха или по какой-то иной причине, я вдруг собрался и отчетливо вспомнил, как мы ехали сюда. В голове всплывали населенные пункты, встречавшиеся нам на пути, каменный мост внизу, резкий подъем и сразу за ним поворот, на котором мы долго пропускали другой автомобиль… Я всматривался в туман, стараясь не упустить указатели и вспомнить, как нам ехать дальше, и одновременно не спускал глаз с дороги – Лия отчаялась разглядеть что-то перед собой и вела машину с моих слов.

С меня семь потов сошло от напряжения. Я, конечно, злился; и на нее с ее глупым упрямством – мне проще было бы вести самому, а ей выглядывать из окна и помогать мне с маршрутом, все-таки она знала здешние места, а я был здесь впервые, и на Мишаню, который втянул меня в эту поездку, а теперь развалился на заднем сиденье и бормотал себе под нос что-то пьяное и несуразное, словно ему все равно было, доедем мы до дома или нет. От его алкогольных паров запотевали стекла; мы открывали окна, но это ничего не давало, на улице было так же влажно, как и внутри, мокрый туман облеплял нашу машину со всех сторон, и дважды за это время я просил Лию остановиться, чтобы выйти и самому протереть замутневшие стекла.

Алина сидела позади, не дыша от страха. Она мужественно молчала, держа свои переживания при себе – знала, что в такие моменты меня лучше не трогать. Я вспомнил, с каким восхищением она недавно поведала мне о том, как Лия ловко освоила вождение на испанских дорогах, и я снова подумал о том, до чего слепа была ее любовь к сестре – я-то сразу понял, что та чувствует себя уверенно только на знакомых дорогах, как впрочем и все женщины. Сейчас она сидела, вцепившись в руль обеими руками и приоткрыв рот, маленькая, испуганная, послушно доверившаяся мне. Пожалуй, единственное, чего нельзя было у нее отнять ни при каких обстоятельствах, это ее выдержка. Она не жаловалась и не подавала виду, что была напугана, хотя я видел, как дрожали у нее руки и на лбу выступила испарина.

Дождь молотил по стеклу, не переставая, как будто зарядил до самого утра. Работали дворники, а я сидел, держа в руке тряпку, и каждые несколько минут вытирал стекло изнутри – вентиляцию в салоне наладить не удавалось, то ли из-за того, что мы беспрестанно открывали и закрывали окна, то ли из-за неполадок в машине. Лия жала на разные кнопки нервными пальцами, но толку не было. Мне показалось, до этой минуты она и не знала, что в ее машине есть обдув лобового стекла – неужели никогда до этого не ездила в дождь, дивился я про себя?

Ближе к основной трассе стали появляться фонари. Свет от них струился в парных облаках, перед глазами все плыло и растекалось, не было видно ни обочин, ни границ, и я все чаще повторял ей «осторожнее», «не туда, нам вот сюда, правее». Появились встречные автомобили. Поначалу, завидев впереди свет фар, я просил ее останавливаться и давать другой машине проехать мимо нас – как и мы, они едва тащились сквозь туман, включив аварийные сигналы. Потом машин стало больше, и мы наловчились разъезжаться, не останавливаясь, лишь посигналив друг другу в знак солидарности.

Наконец я увидел знакомую вывеску, до дома оставалось меньше двадцати километров. Я радостно потирал руки – каким-то образом мне все-таки удалось доставить нас до места, не сбиться, не заплутать! Это придавало сил. Казалось, самое трудное мы уже преодолели.

У кого-то звякнул телефон, видимо, на этом участке появилась связь. Раздалось еще три или четыре трели, и все снова затихло. Я не придал этому никакого значения – и мне, и Лии было не до звонков, я так вообще держал свой аппарат выключенным, все равно пользоваться им не получалось. Однако на Мишаню это произвело неожиданный эффект. Он подтянулся к передним сиденьям и, просунув голову, спросил у жены: