Читать книгу "Хождение по квадрату - Рид Фаррел Коулмен"

— Все, — спросил я, когда она закончила. — Готовы?

— Готова.

Я медленно повернул ее вокруг себя.

— Смотрите!

К нам направлялся юноша лет 20. На нем были потертые черные джинсы, черная кожаная куртка, знававшая лучшие времена, и кроссовки. Его бледные впалые щеки были чисто выбриты, а короткие крашеные волосы приобрели неестественно желтый цвет. В левом ухе болталась приличных размеров английская булавка. В янтарном свете уличных фонарей мы смогли разобрать буквы, грубо вытатуированные на костяшках пальцев.

— Панк, — сказала она, — ну и что… — и замолчала.

— Вы видели?

— Думаю, да. — Кэти колебалась.

— Подумайте об этом минуту, — попросил я. — Если он действительно сбежал, — не важно, по какой причине, — это прекрасное место, чтобы скрыться. Его теперешний внешний вид как раз подходит. Господи, он выглядит как каждый третий парень, прогуливающийся по авеню А. А по этой идиотской фотографии с выпускного вечера, расклеенной повсюду, никто бы его не узнал. И позвольте мне сказать вам еще кое-что: задолго до того, как панки поселились в этом районе, здешние жители были не слишком расположены сотрудничать с полицией.

Она колебалась:

— Я догадываюсь. Но на что бы он жил? Он не притронулся к своему банковскому счету и не воспользовался кредитной картой, которую папа дал ему на всякий случай.

— Может, он спланировал все заранее и отложил наличные. Помните, как вы сказали мне, что он прячется под столом? — спросил я, кивая на дверь украинского ресторана в десяти шагах слева от нас. — Возможно, он моет посуду или убирает со столов. Может, ночует каждый день в разных местах. Возможно, нашел дешевую комнату, не знаю. Вы мне скажете. Вам никогда не приходила мысль, что ему кто-нибудь помогал? Друг или новая девушка?

— Новая девушка? — Кэти была поражена.

— Не перебивайте меня, умоляю! — Я хотел, чтобы она дала мне закончить. — Всегда есть возможность раздобыть немного денег в этом городе. Просить милостыню. Рисовать портреты туристов на площади Вашингтона по пять баксов за штуку…

Кэти печально усмехнулась:

— Это было бы нелепо, правда?

Я подумал: более вероятно, что Патрик продает пятидолларовые упаковки с наркотиками или дозы поддельного мескалина на площади Вашингтона, но, учитывая реакцию его сестры на более безобидное предположение о новой подружке, счел разумным не озвучивать это предположение.

— Раз он мог оказаться здесь, среди панков и артистов, мы, по-моему, должны нанести визит в музыкальные и танцевальные клубы. Мы оставим плакаты у вышибал, билетных контролеров и барменов. Они могли бы помочь.

Пережив месяцы разочарований, Кэти не поддавалась моему оптимизму.

— Они не захотят.

— Вспомните, что я сказал вам «У Пути», когда вы попросили меня показать оружие. Все зависит от того, насколько хорошо вы просите. На своем опыте я понял, что люди в клубах высоко ценят сиюминутные денежные поощрения, да и будущие тоже.

Машинальным жестом она опустила руку в карман брюк.

— У меня около шестидесяти долларов, деньги на метро и карта «Америкэн экспресс».

Я нахмурился.

— Не думаю, что вышибалы принимают «Америкэн экспресс».

— А вот в ресторанах принимают, — возразила Кэти, указывая на сине-белую наклейку на двери. — У меня кружится голова, мне нужно что-нибудь съесть.

Я взглянул на часы. Для обеда было поздно даже по манхэттенским стандартам, а вот по клубным — слишком рано. Похлопав себя по животу, я кивнул в знак согласия. Когда я открывал перед ней дверь, Кэти вдруг остановилась.

— А как насчет Хобокена? Вы думаете, это был действительно Патрик?

Я дал двери захлопнуться, взял Кэти за плечи и повернул ее в сторону Девятой Восточной улицы.

— Если Манхэттен отсюда до Гудзона вдруг станет невидимым, что вы увидите за рекой?

— Джерси?

— Не будьте такой vance! — Я шутливо постучал костяшками пальцев по ее голове. — Кроме Джерси, что…

— Хобокен.

— Короткая поездка на метро или прогулка до станции электрички — и через пятнадцать минут вы на той стороне реки.

— Ишь как вы довольны собой! — Она ущипнула меня за руку. — Кстати, что такое vance?

— Это на идиш, «хитрая женщина, которая хочет, чтобы ее поцеловали».

— Вы правы, — сказала она, — я vance.

Я закрыл глаза, и на этот раз ее губы не показались мне слишком тонкими.

6 августа 1998 года

(вечер)

Сестра Маргарет была права. Пицца оказалась невероятной. Корочка была хрустящей, но пышной, соус вкусным, а моццарела свежей

— Непросто удивить уроженца Бруклина пиццей, но если бы у меня была шляпа, я бы ее снял.

Монахиня, слегка смущенная похвалой, склонила голову. Она сожалеет, сказала она, что не может вместе со мной выпить пива. Пиво было бы завершающим штрихом в этом эксперименте. Но ей предстоит дежурство, когда она вернется в хоспис.

— Я как полицейский, — сестра Маргарет покачала головой, — на дежурстве не пью.

— Сестра, не верьте всему, что говорят по телевизору о полицейских.

— Вы полицейский, мистер Прейгер?

— Был им, сестра. Очень давно.

— Именно поэтому вы были замешаны в дело об исчезновении мистера Малоуни?

Я попытался отвлечь ее:

— Это длинная история.

— Ничего, пиццы еще много, и я не думаю, что мистер Брайсон придет в себя до того, как мы закончим еду.

Я поинтересовался, является ли для монахини любопытство чертой, достойной осуждения. Сестра Маргарет ответила, что обычно любопытство у монахинь не поощряется, но как медсестра в хосписе она находит свое врожденное любопытство ценным даром.

— Многие из наших больных годами скрывают свои секреты. Я уверена, что во многих случаях их чувство вины и стрессы, вызванные невозможностью облегчить душу, усугубляют их страдания. Понимаю, это всего лишь предположение, но я верю в него.

— Разве они не должны исповедоваться священникам?

— Не верьте всему, что говорят по телевизору о Католической церкви, — со счастливым смешком поддразнила она меня. — Некоторые из наших клиентов даже не католики. Например, мистер Брайсон. И, по правде говоря, умирающий имеет право сказать, что захочет и кому захочет. Конечно, за многие годы я наслушалась мрачных историй. Насильники и развратители облегчали мне душу. Но по большей части люди делились со мной такими вещами, которые они хотели бы высказать давно умершим родственникам и друзьям, которым причинили зло в детстве. Иногда, мистер Прейгер, то, что мучит умирающих, — это зло, совершенное в прошлом по отношению к незнакомым людям.