Читать книгу "Борель. Золото - Петр Петров"

…Вихлястый жил вместе с материльным и другими рабочими в большом доме бывшего управляющего. Шахтерские жены в сутолоке готовили стол для гостей и с любопытством засматривались на Василия. Он же, не замечая их, был погружен в свои думы.

Опыт военного человека ему подсказывал, что времени терять нельзя.

По словам Вихлястого и баяхтинских шахтеров, попасть отсюда на Калифорнийский было невозможно из-за разлива Удерки.

Василий нервничал и быстро ходил по комнате, ероша волосы. Вспомнив, что дорога на Баяхту ведет через Алексеевский прииск, он позвонил Никите и отдал распоряжение разведать и проверить местопребывание банды.

Между тем в квартиру набивались вооруженные шахтеры. С Алексеевского отвечали, но ничего нельзя было понять.

Василий сердито бросил трубку.

— Ехать надо! — сказал он хриплым голосом, зажимая в кулак угол табуретки, точно желая расплющить ее.

— Да, знамо, ехать! — разом гаркнуло несколько густых голосов. — До коих пор еще свашить будем с этой сволотой?

— Да и я говорю то же, — подхватил Вихлястый высоким голосом, вытягиваясь, точно желая достать головою потолок. — Не ждать же, пока нас всех решат!.. А только всем, по-моему, там делать нечего… Ну, десятка два ребят.

Ему не дал досказать Лямка:

— Не ерохорься ты, долговязый, — сказал он, выступая от порога и держась за спустившуюся ниже живота опояску. — Вы вот обедайте да болтайте с народам, а мне давайте побойчее конька, и к утрему все будет разузнаю.

Он косо взглядывал на Василия. Потом, достав кошелек, начал мять в ладони листовой табак.

— Вот это дело! — заметил старик материальный, высекая огонь и останавливаясь острыми глазами на лице Лямки. Голос материального гудел густой октавой, будто с перепоя.

— Что дело, то дело! — продолжал он. — В такую непогодь и коней потопите и себя покалечите к… едреной бабушке. Епрашка дальше тайги не уйдет, а ежели и уйдет, то достанем где угодно!

Василий поднялся. Доводы старика озадачили его.

— На Лексеевском и корму коням нет, газеты их читать не заставишь! — заметил Лямка, как будто невзначай, зная, что этим окончательно убедит Василия и Вихлястого.

Василий сдался.

— Расседлывайте коней, — сказал он, расстегивая пояс на шинели. — Утром поедем, а после обеда проведем собрание.

И уже веселее, тряхнув головой и хлопнув по шапке Лямку, засмеялся.

— Умная голова у тебя, дед, да дураку досталась!

— И ростом-то с сидячу собаку, — пошутил Вихлястый.

Лямка, выставив грудь и нижнюю губу, презрительно подмигнул шахтерам:

— Велика фигура, да дура!

— Верно, Лямка! — крикнули от порога.

Шахтеры один за другим выходили из квартиры, дымя трубками.

Вечером, когда приезжие пообедали и отдохнули после суточного перегона по тайге, приисковый колокол взбудоражил тишину ранней таежной весны.

В одной из казарм было устроено собрание.

Василия слушали с большим вниманием. Возражали только против нападок на самогон.

— Нет, это вы, ребята, зря, — доказывал старик материальный, — шахтер не может не пить… Грязь, сырость, ужасти… Да как же тут без вина?

— Правильно, дядя Павладий, — дружно поддержали его несколько голосов. — Шахтеру надо чем-нибудь кровь разогреть…

— Что правда, то правда, — уступчиво сказал Вихлястый. — Самогон-то мы не забываем, а насчет партии еще никто не подумал, и в ячейке у нас всего ничего — четверо большим свалом…

Материальный выступил вперед и обвел глазами тусклые от дыма лица шахтеров.

— Насчет ячейки какой разговор? Пиши всех гамузом, и нечего слова терять!

— Правильно, катай всех за одним разом, — крикнуло враз несколько голосов. — Все рабочие!

— Утрем нос Боровому и Алексеевскому, пусть знают шахтерскую кобылку!..

Василий, поламывая пальцы, поднялся с места, метнул горячий взгляд на шахтеров.

— Ну, так нельзя, — начал он прерывающимся голосом. — Правда, Баяхта и при первой советской власти не подгадила и теперь задаст тон. Я в этом уверен… Но мы не без разбора пишем в партию. Пишите сегодня заявление, а завтра в поход.

Он стукнул кулаком по столу и пошел к выходу.

С неба сеял чистый обильный дождь и сгонял в лужи остатки таявшего снега.

23

С юга летела весна…

По последнему насту к приискам вышли эвенки.

Узнав, что большой и богатый «князь» — Сунцов — приехал на Калифорнийский, они, обходя другие прииски, отправились туда. Эвенки оставались на Калифорнийском до половодья. Весенние воды мешали им пробраться в свои кочевья, здесь же были хлеб и самогон.

Каждое утро эвенки вставали и вылезали из своих временных чумов, расположенных около реки Барзаначки, пониже прииска.

Ежедневно происходила покрута. Тунгусники на растянутых брезентовых полотнищах и оленьих шкурах раскладывали свои товары: бисер, бусы, бочонки с сильно разведенным самогоном, трубки, самоковные ножи и хлеб.

С утра начиналась обычная «затравка» эвенков. Кто-нибудь из тунгусников угощал первой чашкой самогона, а затем, гремя и сверкая безделушками, торговцы наперебой зазывали гостей к своим товарам.

Эвенки, зная жадность русских, не сразу приносили на базар свою добычу, они давно научились не верить торгашам.

Спиртоносы-тунгусники выставили все, что у них было лишнего, вплоть до одежды. У охотников еще оставались запасы пушнины — «князек», которую они берегли для обмена на хлеб и ружейные припасы. Сунцов учел свой многолетний опыт и накануне отъезда выставил десятки кулей сухарей, порох, дробь, пистоны и бесплатно угощал эвенков хлебным вином.

В этот день он снял почти всю пушнину — больше, чем все тунгусники вместе.

К вечеру жители прииска были пьяны. Хмельная толпа с песнями и хохотом провожала на берег уезжавших обобранных охотников.

Сунцов ловко вертелся на своем маленьком иноходце среди пьяной толпы. Его цыганские глаза горели дикой удалью, на лице играл яркий румянец.

В сумерках все жители прииска по традиции были приглашены Сунцовым вспрыснуть весенний «урожай» белки.

Хозяин, встряхивая тяжелыми кудрями смолистых волос, угощал гостей. Тунгусники буйно шумели и приплясывали под забористые звуки гармошки.

В самый разгар гулянки в квартиру вошли Емельян с Исусом и Ганька-шахтер с Борового. Всех сильно трясло с похмелья. У Емельяна отвисла нижняя губа. На припухлом лице старика засохли пятна грязи. Видно было, что он не раз падал в лужу. Старик хромал на левую раненую ногу.

— Ну? — встретил их Сунцов в прихожей.