Читать книгу "Вернувшиеся - Джейсон Мотт"

Стены помещения была сделаны из больших листов гофрированной стали, привинченных к высоким металлическим шестам. На входе и выходе имелись скрипучие кондиционеры, которые слегка охлаждали влажный воздух, поступавший снаружи. Все пространство было уставлено столами и стульями.

Джейкоб тихо сидел на коленях Люсиль, страдая, как делал бы любой другой ребенок, от вида материнских слез. Харольд обнял жену.

— Ну, хватит, подруга.

Его печальный мягкий голос выражал любовь и симпатию. Он уже забыл, когда в последний раз говорил таким тоном — ведь прошло столько лет после того ужасного случая… ужасного… не мягко ли сказано…

— Иногда так случается, — добавил он. — Доктора сказали, что его погубила аневризма.

— Дети не страдают аневризмами, — возразила Люсиль.

— Страдают. Редко, но страдают. Возможно, он умер от нее и в первый раз. А сейчас все просто повторилось.

— Они говорят, что это был сердечный приступ. Я не верю им, но они так утверждают.

— Поменьше слушай их глупости, — сказал Харольд.

Люсиль промокнула глаза платком и поправила ворот платья. Джейкоб выскользнул из рук матери. На нем был новый костюмчик, который принесла ему мать. Ткань казалась удивительно мягкой, какой она бывает только у новой одежды.

— Мам, хочешь, я расскажу тебе шутку?

Она кивнула.

— Только ничего плохого, ладно?

— Почему ты всегда волнуешься из-за этого? — спросил Харольд. — Я учил его только христианским шуткам.

— Знаю я вас обоих!

— И не печалься о Максе, — продолжил ее муж. — Мальчик вернулся туда, где он был прежде.

Старик осмотрелся по сторонам.

— Туда, откуда пришли все эти люди. Он промелькнул перед нами, как тень, которая…

— Замолчи, — мягко сказала Люсиль. — Макс был хорошим мальчиком. Ты же сам это знаешь.

— Да, — согласился Харольд. — Макс выглядел хорошим мальчиком.

— Он был другим? — нахмурившись, спросил Джейкоб.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил его отец.

Джейкоб редко говорил о себе и своих друзьях, хотя каждый человек на планете хотел услышать именно это — рассказы «вернувшихся» об их восприятии мира.

— Он сильно изменился после «возвращения»?

— Я не знаю, сладенький, — ответила Люсиль.

Она взяла сына за руку — ей вспомнилось, что так часто делали люди в художественных фильмах. В последнее время она почти не отходила от телевизора.

— Я не была знакома с Максом, — сказала она. — Это вы с папой водили с ним компанию.

— Мы тоже почти не знали его, — произнес Харольд, стараясь не выдавать свою антипатию к покойному мальчику.

Джейкоб повернулся и посмотрел ему в глаза.

— Но ты считаешь, что он был другим?

— Другим по отношению к кому? С какого момента жизни?

Вопросы повисли в воздухе, словно туман. Харольд действительно хотел услышать ответы сына: то, как Джейкоб признает, что его друг Макс был раньше мертвым — что мир вошел в странную фазу развития, породив пугающий и неестественный феномен «вернувшихся». Он хотел услышать, как Джейкоб признает, что он не был тем маленьким мальчишкой, который умер 15 августа 1966 года. Харольд нуждался в подобных словах.

— Я не знаю, — ответил Джейкоб.

— Конечно, не знаешь, — вмешалась Люсиль. — Лично я уверена, что Макс не был другим. И в тебе тоже нет ничего необычного. Вы просто являетесь частью великого и прекрасного чуда. Это не Божий гнев, как говорят некоторые глупые люди. Это Его благословение.

Люсиль подтянула сына к себе и поцеловала в лоб.

— Ты мой любимый мальчик, — сказала она.

Ее седая челка упала на лицо.

— Добрый Господь позаботился о нас и вернул тебя домой. Как я и просила Его.

На обратном пути Люсиль была так расстроена, что весь мир казался ей расплывчатым, как будто она плакала. Фактически она плакала, хотя не осознавала этого. Грузовик въехал во двор, и его громкое рычание затихло. Перед ней возвышался деревянный дом, безлюдный и жаждавший проглотить ее в свое чрево. Старуха вытерла глаза и тихо выругала себя за слезы.

Люсиль вытащила из кабины пустые пластиковые контейнеры, в которых она приносила еду для Джейкоба, Харольда и агента Беллами. С некоторых пор питание этих троих человек стало ее приоритетной задачей. Она считала, что хорошая пища не только делала их сильнее, но и облегчала бремя навалившихся бед. Если бы люди хорошо питались, мир не был бы таким грубым, подытожила она свои мысли.

Люсиль Эбигейл Дэниелс Харгрейв никогда не нравилось одиночество. В детстве ее дом был полон людей. Она являлась младшим и десятым отпрыском большого семейства. Их небольшой коттедж, расположенный на окраине Ламбертона в штате Северная Каролина, едва вмещал такую ораву. Отец работал в лесозаготовочной компании, мать служила горничной у довольно богатого землевладельца. Когда появлялась возможность, она подрабатывала швеей — в основном чинила старую одежду.

Ее отец никогда не говорил о матери плохих слов, а мать всегда относилась к отцу по-хорошему. За годы семейной жизни с Харольдом Люсиль поняла, что уважение к супругу было верным знаком долговременных отношений. Все поцелуи, букеты и подарки не означали и плевка, если муж обговаривал жену или супруга распространяла сплетни о своем благоверном.

Подобно многим людям, она потратила большую часть жизни на воссоздание детства. Она пыталась повторить его, словно время не было всесильным. Но из-за тяжелых родов Джейкоб был ее единственным ребенком, хотя она не сожалела об этом. Даже в тот день, когда доктор сообщил ей печальную новость, Люсиль лишь кивнула головой, зная — а она как-то знала, — что Джейкоба будет достаточно.

В течение восьми лет она считала себя счастливой матерью. Потом полвека была женой, баптисткой, любительницей ввернуть забавное и редкое словечко, но только не матерью. Слишком много времени прошло между этими разными этапами жизни.

И вот теперь возвращение Джейкоба заставило ее забыть о прежних горестях. Время, проводимое с ребенком, не поддавалось синхронизации. Оно было более идеальным, чем прежде. Оно несло с собой жизнь в том виде, в каком ей полагалось быть все прошлые годы. Похоже, она поняла, что дарили людям «вернувшиеся». Остаток вечера Люсиль провела без слез. Ее сердце не было таким тяжелым, и даже сон пришел к ней с необычной легкостью.

Той ночью ей снились дети. Когда пришло утро, у нее возникло страстное желание приготовить что-нибудь вкусненькое.

Руки Люсиль летали под вытяжкой. На плите уже жарился бекон для яичницы. На задней конфорке пыхтел горшочек с овсяной кашей. Старуха посмотрела в окно. Ее не покидало чувство, что кто-то наблюдал за ней. Конечно, во дворе никого не оказалось. Она вернулась к плите и готовившимся блюдам.