Читать книгу "Аннигиляция - Джефф Вандермеер"

Затем я изучила образцы из деревни: мох со «лба» одной из растительных фигур, щепки дерева, мертвую лису и крысу. Дерево и правда оказалось деревом, крыса – крысой, а вот мох и лиса… состояли из модифицированных человеческих клеток. Там, где покоится зловонный плод, что грешник преподнес на длани своей, произведу я семена мертвецов…

Подозреваю, в этот момент я должна была с криком ужаса отскочить от микроскопа, но ничто из того, что мне открылось, больше не вызвало во мне подобной реакции, так что я лишь тихо выругалась. Вепрь на пути в базовый лагерь, дельфины со странным взглядом, стонущее чудище в зарослях тростника, даже клоны участников одиннадцатой экспедиции, которые вернулись домой, – все подтверждало то, что я видела в микроскоп. Здесь происходили превращения, и как бы мне ни казалось по пути к маяку, что я сливаюсь с «естественным» ландшафтом, нельзя было отрицать, что все кругом было глубоко «неестественным». Я испытала своеобразное облегчение: теперь, по крайней мере, я знала наверняка, что здесь происходит нечто странное, и образец мозговой ткани, взятый антропологом с кожи Слизня, уже не вызывал удивления.

Я решительно отодвинула микроскоп в сторону и пошла обедать. Смысла тратить силы на уборку в лагере я не видела – пускай этим занимается следующая экспедиция. Меня ждал еще один очаровательный вечер, ослепительно синее небо и комфортная жара. Какое-то время я наблюдала за снующими в высокой траве стрекозами, за выделывавшим пируэты красноголовым дятлом. Да, я лишь оттягивала свое неизбежное возвращение в Башню. Да, я впустую тратила время.

Когда я наконец открыла журнал мужа, ясность бесконечной волной накрыла меня и соединила с землей, водой, деревьями и воздухом. Я почувствовала себя частью целого и целое – частью себя.

* * *

Я ожидала от журнала мужа чего угодно, но только не этого: бóльшая часть записей, за исключением нескольких наспех сделанных пометок, была адресована мне. Мне даже захотелось выбросить журнал прочь, словно ядовитую змею. Подобная реакция не имела никакого отношения к любви или нелюбви, а скорее вытекала из чувства вины. Муж хотел, чтобы я прочла его дневник, и мне пришлось признать: либо он мертв, либо перешел в совершенно иное состояние, и мне никак не связаться с ним, никак не выразить свою благодарность.

В одиннадцатую экспедицию отправились восемь человек: психолог, два медика (в том числе мой муж), лингвист, топограф, биолог, антрополог и археолог – все мужчины. В Зону Икс они пришли зимой, когда деревья сбросили листву, а заросли тростника стали темнее и гуще. Кустарники «понуро теснились» у тропы, как выражался мой муж. «Птиц меньше, чем указано в отчетах, – писал он. – Но куда они подевались? Только Кукушка знает…» Небо затянули тучи, а уровень воды в кипарисовом болоте был низкий. В конце первой недели появилась запись: «За все время ни одного дождя».

Башню (видимо, только я использую это слово) они обнаружили на пятый или шестой день: я все больше убеждалась в том, что место для базового лагеря выбрано с тем расчетом, чтобы экспедиция обязательно наткнулась на нее. Однако они поступили иначе, чем мы, поскольку топограф предложил нанести на карту как можно бóльшую территорию. «Никому из нас не хотелось спускаться, – писал муж, – и мне меньше всех». У него была клаустрофобия, и порой он даже вылезал посреди ночи из постели и шел спать на веранду.

По какой-то причине их психолог не стал настаивать на том, чтобы экспедиция спустилась в Башню, так что они последовали дальше, мимо заброшенной деревни к маяку. Оказавшись в маяке, они с ужасом обнаружили следы побоища, но «не стали ничего поправлять из уважения к погибшим» (думаю, речь о перевернутых столах на первом этаже). К моему разочарованию, муж нигде не упоминал фотографию смотрителя на лестничной площадке.

Как и я, они нашли кучу журналов; как и меня, их это потрясло. «Мы долго спорили о том, что делать дальше. Я предлагал прекратить выполнение задачи и вернуться, потому что нас явно обманули». Однако в этот момент вмешался психолог и восстановил контроль, пусть и натянутый. Одна из директив для исследователей Зоны Икс гласила: экспедиции нельзя разделяться. Тем не менее в следующей записи муж писал о том, что они решили разойтись и заняться каждый своим делом – для того чтобы спасти экспедицию и чтобы никто не попытался сбежать к границе. Второй медик, антрополог, археолог и психолог остались в маяке изучать журналы и окрестности. Лингвист с биологом вернулись к Башне, а мой муж с топографом отправились дальше по побережью.

В одной из записей того периода он показался мне каким-то пугающе одержимым – не столько оптимизмом, сколько непонятной эйфорией: «Тебе бы тут понравилось, – писал он. – Тебе бы понравилось, как играет свет на дюнах. Тебе бы понравилось, как здесь просторно и дико».

Вдвоем они шли целую неделю, составляя карту и ожидая вот-вот наткнуться на границу (чем бы она ни была), которая преградила бы им дальнейший путь.

Ничего подобного.

Вместо этого они день за днем шли по одному и тому же ландшафту. «Мы идем на север, насколько я могу судить, – писал муж, – но даже несмотря на то что за день мы проходим километров по тридцать, ничего вокруг не меняется». При этом он всячески подчеркивал: они «не ходили кругами», однако было «странно, что мы до сих пор не дошли до границы». В самом деле, они зашли в самую глубь неизведанных областей «Южного предела» (он имел в виду не организацию). «Нас подстегивала неуверенность руководства по поводу того, что находилось за границей».

Я тоже знала, что Зона Икс резко обрывалась за маяком. Откуда? Ну да, так нам говорило руководство во время обучения. Стало быть, я не знала ровным счетом ничего.

В конце концов они повернули назад, потому что «увидели на горизонте фонтаны странных огней и услышали непонятные звуки. Нас беспокоила судьба оставшихся там коллег». Перед тем как развернуться, они увидели «каменный остров – первый остров, который мы видели в Зоне. Нам вдруг очень захотелось исследовать его, однако добраться туда было непросто. По-видимому, на острове когда-то жили люди: холм был усеян каменными домами, а на берегу располагалась пристань».

На возвращение к маяку ушло не семь дней, а четыре: «Земля как будто сжалась». Прибыв на место, они увидели кровавые последствия перестрелки на лестничной площадке. Психолог пропал, а единственный выживший – археолог – был при смерти. «Он сказал нам, что нечто „не из этого мира“ поднялось по лестнице, убило психолога и забрало его с собой. „Но затем психолог вернулся“, – бредил археолог, однако мы видели всего два тела, и психолога среди них не было. Этого нам археолог так и не смог объяснить, как и того, почему они начали стрелять друг в друга. Он только повторял „мы уже не доверяли себе“ снова и снова». Мой муж также отметил: «Некоторые раны были вовсе не от пуль, и с такими пятнами крови я раньше не сталкивался – даже на местах преступлений. А еще на полу был странный осадок».

Археолог «сидел у стены в дальнем углу площадки и угрожал перестрелять нас, если мы подойдем осмотреть его раны. Впрочем, он вскоре умер». После этого они убрали тела с площадки и похоронили на берегу неподалеку от маяка. «Очень тягостно на душе, Кукушка, и не знаю, удалось ли свыкнуться с этим. Навряд ли».