Читать книгу "Постдемократия - Колин Крауч"

Существует риск того, что вопросы мобилизации, которые будут определять дальнейшее развитие лево­центризма, в частности судьбу кампаний против по­следствий бесконтрольного глобального капитализма, не получат должного внимания или вовсе будут про­игнорированы некоторыми реформаторскими дви­жениями. В результате инициатива оглашения новых проблем переходит к ультраправым. Если эта тенден­ция продолжится, правые не только сумеют сфор­мулировать и аранжировать немногие формы выра­жаемого недовольства, получившие политическую значимость, но и смогут заявлять о своей мнимой непричастности к замкнутому миру политического класса, выступая непосредственно от имени народа и обращаясь к народу, и формировать идентичности из бесформенной усредненной массы современно­го электората. Расистские и популистские движения уже играют новую, респектабельную роль в полити­ке современных западноевропейских стран. Они мо­гут не опасаться того, что умеренные партии вступят с ними в конкуренцию и попытаются отбирать голоса у ультраправых, имитируя их враждебность к иммиг­рантам и этническим меньшинствам, хотя большин­ство умеренных поддается этому искушению. Сама по себе борьба с расизмом тоже не представляет угро­зы для ультраправых. Нам требуются альтернативные разновидности движений и выражения недовольства, которые бы стали соперниками и конкурентами дви­жений, организованных популистами. Ультраправые тоже говорят о проблемах глобализации и мондиа-лизации, но призывают решать эти проблемы за счет иммигрантов, которые сами являются величайшими жертвами глобализации, а не причиной заявленных проблем. Внимание недовольных следует привлечь к истинным причинам проблем: к крупным корпо­рациям и погоне за наживой, разрушающим сообще­ства и порождающим нестабильность по всему миру.

Не удастся одолеть популизм и попытками выйти за рамки политики идентичности, к чему призывают нас сторонники третьего пути с их стремлением от­казаться от самой идеи идентичности. Как указывал Пиццорно (Pizzorno, 1993, 2000), политические пар­тии, претендующие на то, чтобы представлять народ­ные массы, должны делать это, формулируя идентич­ность данных людей и тем самым определяя проблемы и интересы выделяемой таким образом группы. Нуж­но отметить, что с такими идентичностями не связа­но никаких неотъемлемых черт личности и что многое зависит от мобилизационных навыков политиков, ре­шающих эту задачу. Но пусть эти идентичности носят искусственный характер, последствия успешного фор­мирования идентичностей оказываются вполне ося­заемыми. Если людей поощряют к построению своей идентичности на основе оппозиции конкретным ра­совым группам или государственным служащим, а ос­новной причиной их недовольства называются имен­но эти группы, то политики сосредоточат свой огонь по этой мишени, забыв обо всех остальных проблемах. Существует много потенциальных идентичностей, формирующихся вокруг новых профессий и новых форм семейной жизни, которые создаются в постин­дустриальной экономике. Отставание с их формиро­ванием и мобилизацией связано не с отсутствием по­требности в репрезентации, а с нежеланием суще­ствующих организаций выявлять эти идентичности и с проблематичностью создания новых организаций в контролируемом, перенаселенном пространстве со­временной политики. В частности, для левых органи­заций отрицание своей роли в формировании иден­тичности за пределами узкого круга элиты означает отказ от важнейшего источника собственной жизне­способности (Pizzorno, 2000, 2001).

Традиционные партии могут полагать, что участие в новых социальных движениях сопряжено со слиш­ком большим риском. Большинство попыток выяв­ления идентичностей провалится, и лишь немногие увенчаются успехом. Традиционная партия рискует растратить все свои ресурсы на спекулятивные по­пытки создать конкретную точку приложения поли­тических сил, которая в итоге окажется неработо­способной. С другой стороны, крупные корпорации нередко избегают рискованных инвестиций, но вни­мательно следят за многочисленными мелкими ком­паниями, и если какой-либо из них случится набре­сти на удачную идею, эта компания поглощается. Аналогичным образом нам необходим открытый ры­нок конкурентной борьбы за определение политиче­ских идентичностей, который бы лежал за предела­ми олигополистической арены традиционных партий, но поблизости от нее. В работе этого рынка долж­ны участвовать представители партий, чтобы послед­ние могли брать удачные находки на вооружение. Со­ответственно, демократическая политика нуждается в энергичном, хаотичном, шумном контексте, состоя­щем из всевозможных движений и группировок. Они создают питательную среду для грядущих демократи­ческих всходов.

В качестве очень важных примеров можно назвать события 2002-2003 годов в Италии, когда правитель­ство Берлускони все более решительно и беспардонно добивалось принятия законов, направленных на за­щиту прошлой, нынешней и будущей деловой прак­тики его лидеров от финансовых ревизий и уголов­ного преследования. Ответом на это стало широкое протестное движение с массовой социальной базой, способное на проведение масштабных публичных шествий и демонстраций и в основном организован­ное за рамками левоцентристских партий, которые не сумели адекватным образом выразить негодова­ние и озабоченность многих граждан и к тому же сами оказались в опасной близости от подобных свя­зей между политикой и бизнесом. Партии, за исклю­чением Всеобщей итальянской конфедерации тру­да— главной профсоюзной конфедерации страны,— сперва старались держаться в стороне от этих акций, опасаясь, что современное население проявит больше враждебности к политикам, марширующим по ули­цам в знак протеста против коррупции, чем к самим подозреваемым в коррупции.

Призывы к беспристрастности судебной систе­мы и честности бизнеса едва ли можно назвать ра­дикальными; в XVIII веке они воспринимались как минимальные требования, обеспечивающие эффек­тивность капиталистической экономики. То, что в Италии XXI века они стали лозунгами для сплочения внепарламентской оппозиции, служит еще одним под­тверждением кризисного состояния итальянской де­мократии. Однако пример Италии позволяет сделать некоторые обобщения. Во-первых, в отличие от аме­риканских избирателей после президентских выборов 2000 года, многие итальянцы демонстрируют, что про­стых людей может волновать вопрос о неподкупности политической системы и что они вовсе не пресыти­лись и не впали в цинизм. Во-вторых, оказывается, что вполне возможно организовать крупное политическое движение без помощи политического класса. В-треть­их, не исключено, что политическому классу левоцен­тристов следовало бы держаться в стороне и не при­нимать непосредственного участия в новых движени­ях, поскольку он, не желая рисковать популярностью, станет помехой для каких-либо радикальных шагов. Наконец, что самое важное, мы видим ошибочность суждения о том, что вопрос о понаехавших иммигран­тах в любых условиях будет волновать людей сильнее, чем какие-либо проблемы, неудобные для политиков правого толка. О том же нам говорит и исчезновение генетически модифицированных продуктов из су­пермаркетов большинства европейских стран в ответ на массовое недовольство потребителей. Этот же вы­вод можно распространить, допустим, на озабочен­ность все более опасными условиями труда. Подоб­ные кампании могут стать не менее популярными, чем движения ультраправых, однако кампании не возни­кают сами по себе, если их не проводить сознательно, отталкиваясь от интересов участников и выявляя при­чины их недовольства.