Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

Возникла тягостная ситуация, когда еговеличество, являющийся с одной стороны почтительным сыном, а с другой, любящимсупругом, оказался, что называется, между двух огней и не знал, как ему быть.Противостояние длилось много месяцев и закончилось совсем недавно неожиданным,но сильным демаршем молодой императрицы. Когда, после многочисленных намеков идаже прямых требований с ее стороны, Мария Феодоровна прислала малую частьcoffret (в основном нелюбимые ею изумруды), Александра Феодоровна объявиласупругу, что считает ношение драгоценностей дурновкусием и отныне ни на какихцеремониях бриллиантов, сапфиров, жемчуга, золота и прочих суетных украшенийносить не станет. И сослалась на Священное Писание, где сказано: «Доброе имялучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота». После такойугрозы пришлось-таки императрице-матери расстаться с драгоценностями, и,насколько мне было ведомо, всё содержимое coffret Александра Феодоровнапривезла в Москву, дабы на многочисленных балах, приемах, церемониях предстатьперед подданными и чужеземными посланцами во всем блеске.

Нужно было срочно добраться до ГеоргияАлександровича.

* * *

Перед тем, как перебежать от ландо МарииФеодоровны к конной группе великих князей, мне пришлось задержаться, ибошествие как раз вступило на Триумфальную площадь и мой маневр слишком быбросился в глаза. Часы показывали уже половину второго. Времени оставалось всёменьше.

Удобный случай представился, когда в небо скрыши большого дома на углу Тверской взвились ракеты, оставляя за собой шлейфыразноцветного дыма. Публика, как по команде, задрала головы вверх и восторженнозагудела, а я быстро пересек открытое пространство и спрятался меж конскихкрупов. Согласно церемониалу, каждую из лошадей, на которых восседали ихвысочества, вел под уздцы кто-то из придворных кавалеров. Я увидел ПавлаГеоргиевича, с тоской во взоре и голубовато-зеленым оттенком лица; рядомвышагивал бодрый и румяный Эндлунг.

– Афанасий, – жалобно позвал меняего высочество. – Мочи нет. Добудь рассольчику. Ей-богу, сейчас вытошнит…

– Потерпите, ваше высочество, –сказал я. – Скоро уже Кремль.

И стал протискиваться дальше. На менянедоуменно покосился какой-то чинный господин, судя по красным выпушкам наобшлагах и пуговицах с охотничьими рожками, из егермейстеров, которых в новоецарствование расплодилось столько, что всех не упомнишь.

Трое дядьев его величества образовывали первыйряд великокняжеского кортежа. Я пробрался к рыжему текинцу ГеоргияАлександровича, взял его под уздцы (так что теперь нас, подуздных, оказалосьдвое – я и шталмейстер граф Антон Аполлонович Опраксин) и молча сунул еговысочеству письмо от Линда.

Увидев локон, Георгий Александровичпеременился в лице. Быстро пробежал глазами строчки, тронул текинца шпорами вподжарые бока и стал медленно догонять одинокую фигуру государя. Граф в ужасевыпустил уздечку. Я тоже.

Можно было не сомневаться, что теперь вмеждународной политике разразится настоящая буря. То-то нынче полетятшифрованные депеши иностранным дворам и правительствам: генерал-адмирал ГеоргийАлександрович демонстрирует свое особенное положение при царе и, вероятно,отныне может считаться самой влиятельной персоной Российской империи. Пускай.Не до того.

Гордо подбоченясь, точь-в-точь как племянник,его высочество неспешно приблизился к государю и поехал рядом, всего напол-корпуса сзади. Дородная фигура генерал-адмирала смотрелась кудавеличественней, чем узкий силуэт самодержца. По подрагиванию пышного уса еговысочества я догадался, что Георгий Александрович, не поворачивая головы,докладывает императору о письме. Голова царя заметно дернулась в сторону. Потомточно так же зашевелился ус, менее пышный, чем у Георгия Александровича, ивеликий князь стал потихоньку отставать – пока не сравнялся с братьями.

Поскольку я находился совсем близко, тослышал, как Кирилл Александрович бешено прошипел:

– Tu es fou, Georgie, ou quoi?[16]

* * *

Не знаю, заметили ли москвичи, что после того,как торжественный кортеж ступил на Тверскую, движение колонны существеннымобразом убыстрилось, но уже двадцать минут спустя государь въезжал в Спасскиеворота, а еще через четверть часа от крыльца Большого Кремлевского дворца одназа другой отъехали закрытые кареты.

Лица, посвященные в тайну, спешили в Эрмитажна экстренное совещание.

На сей раз в малую гостиную пожаловала игосударыня, от воли которой зависел весь исход дела.

Поскольку мне пришлось наскоро подавать кстолу легкие закуски, кофе, сельтерскую воду и оранжад для ее величества (ничтотак не разжигает жажду и аппетит, как продолжительные церемониальные шествия),я пропустил начало обсуждения и восстановил его ход уже задним числом, порепликам присутствующих.

Так, например, без меня прошло деликатноеобъяснение с царицей по поводу сапфирового склаважа. Я застал ее величествохоть и сердитой, но уже смирившейся с неизбежным.

– Однако его помазанное величествообещаль мне, что эта вещь будет мне непременно возвращена в целость исохранность, – строго говорила государыня обер-полицмейстеру Ласовскому,как раз когда я вошел с подносом.

Из этих слов, а также из того, что полковникКарнович сидел с весьма надутым видом, я заключил, что после вчерашней неудачируководство операцией передано московской полиции. Здесь же был и Фандорин –надо полагать, в своей функции советника.

Ее величество, не имевшая времени переодеться,была в парадном платье белой парчи, сплошь утканном драгоценными камнями, итяжелом бриллиантовом ожерелье, великие князья не успели снять звезд, муаровыхорденских лент и андреевских цепей, и от всего этого переливчатого мерцанияскромная тесная комната вдруг напомнила мне кладовку, в которой хранятсяелочные игрушки.

– Ручаюсь головой, ваше императорскоевеличество, – браво отрапортовал Ласовский. – И сапфиры никуда неденутся, и Михаила Георгиевича освободим, и всю шайку зацапаем. – Оназартно потер руки, и от этого вульгарного жеста Александра Феодоровна слегканаморщила нос. – Всё пройдет в наилучшем виде, потому что на сей раз этотмерзавец Линд сам себе расставил ловушку. Позвольте, я разъясню – у меня уж иплан составлен.

Он сдвинул рукой со стола все заботливорасставленные мной бокалы и чашки, схватил накрахмаленную салфетку и разложилее посередине.