Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

Из-за этой-то тишины всё и произошло.

В оранжерее раздались шаги, и донесся голосКсении Георгиевны:

– Да-да, Эраст Петрович, здесь в самыйраз. Никто не помешает.

Я хотел отодвинуть стул и подняться, номадемуазель Деклик вдруг сжала мне пальцами запястье, и от неожиданности яокоченел, потому что за все время нашего знакомства подобным образом онадотронулась до меня впервые. Когда же я пришел в себя, было уже поздно подаватьголос – дело меж ее высочеством и Фандориным зашло слишком далеко.

– Что вы хотите мне сообщить? –негромко и, как показалось, настороженно спросил он.

– Только одно… – прошептала в ответКсения Георгиевна, но так ничего и не прибавила – лишь раздался шорох ткани илегчайший скрип.

Обеспокоенный, я раздвинул пышные листья иобмер: ее высочество, привстав на цыпочки (это скрипели ее башмачки – вот что),обнимала Фандорина обеими руками за шею и прижималась губами к его губам. Рукасыскного советника была беспомощно отставлена в сторону; пальцы сжались, потомразжались, и вдруг, словно решившись, взметнулись вверх и принялись гладитьКсении Георгиевне нежный затылок с распушившимися прядками светлых волос.

У самого моего уха раздалось учащенное дыхание– это мадемуазель, тоже раздвинув ветки, смотрела на целующуюся пару. Меня поразилостранное выражение ее лица: брови, как бы приподнятые в веселом удивлении,подрагивающая полуулыбка на устах. От двойной скандальности ситуации – самогофакта поцелуя и моего невольного подглядывания – меня бросило в холодный пот. Амоя сообщница, похоже, никакой неловкости не чувствовала.

Лобзание длилось долго, очень долго. Я и непредполагал, что возможно целоваться безо всякой передышки в течение стольпродолжительного времени. Впрочем, на часы я не смотрел, и, возможно, ожиданиепоказалось мне таким нескончаемым из-за кошмарности происходящего.

Но вот объятия разжались, и я успел увидетьсияющие глаза ее высочества и потерянную, совсем не такую, как всегда,физиономию соблазнителя. А потом Ксения Георгиевна с самым решительным видомвзяла Фандорина за руку и увела прочь.

– Как вы думаете, куда это онаего? – спросил я шепотом, избегая смотреть на мадемуазель.

Раздался странный звук, похожий на хихиканье.Я удивленно взглянул на гувернантку, но она выглядела вполне серьезной.

– Благодахю за чай, АфанасийСтепанович, – чопорно поклонилась мадемуазель и оставила меня водиночестве.

Я пытался собраться с мыслями. Что делать?Честь императорского дома находилась под угрозой – бог весть, куда может зайтиэто увлечение, если вовремя не вмешаться. Сообщить Георгию Александровичу? Новзваливать на него еще и это бремя мне показалось невозможным. Нужно былочто-то придумать самому.

Сосредоточиться на важном мешали совершеннопосторонние мысли.

Зачем мадемуазель взяла меня за руку? Я до сихпор чувствовал сухой жар ее пальцев.

И в каком смысле было хихиканье, если оно,конечно, мне не прислышалось?

Стекла дрогнули от упругого удара, донессямогучий гул – это с кремлевских башен ударили пушки, извещая о начале шествия.Значит, уже настал полдень.

И почти в ту же самую минуту меня позвали вприхожую. Почтальон доставил дневную корреспонденцию, и среди обычныхконвертов, содержащих всевозможные приглашения, извещения и призывы кблаготворительности, обнаружился один без штемпеля.

Над этим бумажным прямоугольником, белевшимпосреди призеркального столика мы и собрались: я, двое агентов и Фандорин,необычно румяный и с заметно скособоченным воротничком.

Пока он допрашивал почтальона – каким путемшел, да не оставлял ли где сумку, я трясущимися пальцами вскрыл конверт, ивместе со сложенным вчетверо листком вынул локон мягких, золотистых волос.

– О Господи! – вырвалось у меня,потому что волосы вне всякого сомнения принадлежали Михаилу Георгиевичу.

Фандорин оставил испуганного почтальона иприсоединился ко мне. Мы прочли послание вместе.

Господа, вы нарушили условия сделки. Вашпосредник попытался отбить товар силой, не заплатив оговоренной платы. Какпервое предупреждение посылаю вам прядь волос принца. При следующем вероломствес вашей стороны получите его палец.

Господину с собачьими бакенбардами довериябольше нет. Иметь с ним дело я отказываюсь. Сегодня на встречу должна придтигувернантка принца, которую я видел в парке. Чтобы не обременять даму тасканиемтяжелого чемодана, на сей раз извольте передать мне в качестве очередноговзноса сапфировый бант-склаваж работы лейб-ювелиров царицы Елисаветы – этабезделушка, по мнению моего специалиста, стоит как раз миллион или, возможно,чуть больше, но ведь мы не станем мелочиться?

Начиная с шести часов пополудни гувернанткадолжна в совершенном одиночестве прогуливаться по Арбату и окрестным переулкам– каким ей угодно маршрутом, однако же выбирая места побезлюдней. К нейподойдут.

Искренне ваш,

доктор Линд.

– Боюсь, это невозможно, – вотпервое, что я сказал.

– П-почему? – спросил Фандорин.

– По росписи коронных драгоценностейбант-склаваж причислен к coffret[15] царствующей императрицы.

– Ну и что?

Я только вздохнул. Откуда ему было знать, чтодля ее величества, ревниво охраняющей достоинство своего несколько призрачногостатуса, коронные драгоценности имеют особенное, болезненное значение.

По установленному церемониалу овдовевшаяимператрица обязана передавать coffret своей преемнице немедленно по восшествииновой царицы на престол, однако Мария Феодоровна, будучи ценительницейпрекрасного, а также особой своенравной (и, скажем откровенно, не слишком жалуяневестку) расставаться с драгоценностями не пожелала и запретила своемувенценосному сыну докучать ей разговорами на эту тему.