Читать книгу "Рэгтайм - Эдгар Доктороу"

Он ненавидел весну. Воздух в ноздрях казался ему запекшейся грязью.

В своем кирпичном доме на 115-й улице возле Риверсайд-драйв Гудини повсюду расположил обрамленные фотографии матери, чтобы возникла иллюзия ее присутствия. Один крупный план он положил на подушку ее постели. Увеличенное фото матушки, сидящей в кресле и улыбающейся, он поставил в то самое кресло, где она позировала. Был также снимок старушки, поднимающейся по крыльцу к дверям. Его он повесил на внутренней стороне двери. Среди ее пожитков остался дубовый музыкальный ящик с окошечком на крышке, заглянув в которое можно было увидеть ротацию диска. Ее любимая пластинка с одной стороны исполняла «Гаудеамус Игитур», а с другой «Колумбия — жемчужина океана». Гудини накручивал пружину и играл эти мелодии каждый вечер. Он грезил, что это был ее голос. Он сохранил все письма, которые она написала ему за долгие годы, теперь он перевел их на английский и отдал перепечатать, чтобы можно было их легко читать и не бояться, что они обратятся в пыль из-за чрезмерного пользования. Он открывал дверцы шкафа и вдыхал благоухание ее гардероба.

Старушка заболела, пока Гудини был в Европе. Он как раз собирался описать ей свою встречу с наследником австро-венгерского престола эрцгерцогом Францем-Фердинандом, но тут она как раз и умерла от удара. Он тотчас же освободился от контрактов и поплыл домой. Ни одной детали этого путешествия не осталось в его памяти. Он потерял рассудок от горя. Похороны были отложены до его возвращения. Он узнал, что она звала его за несколько моментов до смерти. «Эрих, — стонала она, — Эрих, Эрих». Чувство вины измучило его. Он был одержим идеей, что она хотела ему что-то сказать, что у нее было нечто, что она должна была открыть ему за несколько мгновений до смерти.

Он всегда был скептиком по отношению к оккультистам, ясновидящим и медиумам. В начале своей карьеры в цирке братьев Уелш в Пенсильвании он и сам эксплуатировал доверчивость деревенщины, втирал им очки своей трансцендентальной властью. С завязанными глазами он говорил сообщнику, какой предмет был указан публикой для идентификации. Что это такое, мистер Гудини, спрашивал соучастник обмана и получал правильный ответ. Все это делалось при помощи кода. Иногда он вызывался поговорить с мертвыми и выдавал какому-нибудь бедному сосунку, чьи обстоятельства заранее выяснялись, отличное послание из загробного царства. Так что он мог легко распознать спиритический обман. Спиритическое надувательство неистово разрослось по Соединенным Штатам с 1848 года, когда две сестрички Маргарет и Кейт Фокс пригласили соседей на таинственные стуки в их доме в Хайдсвилле Нью-йоркском. Однако именно цирковой опыт побудил Гудини искать человека с истинным даром медиума. Он может распознать и разоблачить любую фальшивку. Поэтому если он найдет настоящее, он это сразу распознает. Будьте уверены, если существует возможность сообщаться с мертвыми, он ее найдет. Он хотел видеть маленькую фигурку своей мамочки Цецилии и чувствовать ее пальцы на своем лице. Но так как это было невозможно, он решил хотя бы услышать ее голос.

В этот момент нашей истории коммуникация с мертвыми была не столь уж противоестественной идеей, как в былые времена. Америка стояла на заре Двадцатого Века, нация паровых экскаваторов, локомотивов, воздушных кораблей, двигателей внутреннего сгорания, телефонов и двадцатипятиэтажных зданий. Наряду с этим существовала любопытная восприимчивость самых знаменитых прагматистов к оккультным идеям. Конечно, все это делалось по-тихому. В определенных кругах ходили слухи о тайном обществе Пирпонта Моргана и Генри Форда. Волшебник-селекционер Лютер Бербанк, который скрещивал растения и получал высокоурожайные гибриды, тайно разговаривал с растениями и был уверен, что они его понимают. Даже великий Эдисон, человек, который изобрел Двадцатый Век, утверждал существование неделимых частиц живой материи — он назвал их «стайками», — которые остаются после смерти и никогда не разрушаются. Гудини пытался связаться с Эдисоном. Великан, однако, был слишком занят. Он разрабатывал новое изобретение, невероятно секретное, о котором ходили непрерывные толки в прессе. Одна из газет утверждала, что это будет некая вакуумная трубка, при помощи которой можно будет получать послания от мертвых. Гудини отчаянно посылал великану телеграмму за телеграммой, прося о встрече. Его отвергли. Он предлагал деньги на исследования. Его отвергли. Он поклялся, что сам изобретет нужный инструмент — ведь научился же он летать на аэроплане. Все, что Эдисон начинал, все было в пределах современной техники, и, значит, все было доступно каждому. Гудини купил книги и начал изучать механику и принципы действия аккумуляторной батареи. Он поклялся, еще раз поклялся, он клялся без конца вместе с автором этой книги.

Страстность его привлекла внимание людей, которые шли нога в ногу с этими штуками. Он встретился с одним таким из Буффало, который утверждал, что работал когда-то вместе с гениальным карликом Штайнмецем. Физики во всем мире сейчас открывают волны, сказал этот человек. Потрясающе важная теория возникла за границей: материя и энергия суть два аспекта одной и той же первичной силы. «Между прочим, я стоял у истоков этой теории, — сказал этот человек, обладавший университетским дипломом из Трансильвании. — Нужно только изобрести очень чувствительный инструмент, вот и все». Гудини подписал с ним соглашение и выдал пару тысчонок на исследования. Другого человека, химика, он устроил с его склянками прямо в собственном доме. Со всех сторон к нему шли письма от медиумов: кто просил брошку покойной мамаши, кто — прядь волос. Он подрядил целое детективное агентство выследить всех этих медиумов, чтобы отсечь шарлатанов. Проинструктировал агентуру, как различать обман — все эти трубы и трюковые снимки, спрятанные за шторами звуковые валики, системы столоверчения. Почему они затемняют комнаты, а? Потому что хотят что-нибудь спрятать, понимаете?

Активность Гудини дала свои результаты. Он скопил теперь столько энергии, что мог снова прекрасно работать. «Я очень окреп, — сказал он своему антрепренеру, — я так окреп, как вы даже и не представляете». Начались концерты. Те, кто видел Гудини в ту пору, говорили, что он превзошел самого себя. Он привел на сцену каменщиков, которые построили пятифутовую кирпичную стену, и он через нее прошел насквозь. Слон в натуральную величину исчезал от одного хлопка его ладоней. Пальцы его источали монеты. Из ушей вылетали голуби. Залезает в упаковочный ящик. Ящик затягивают и обматывают веревкой. Никакой драпировки, никакого понта. Ящик открывается. Пуст. Гудини бежит по проходу между кресел, прыгает ни сцену. Глаза сверкают синими диамантами. Медленно отрывается от пола. Висит в шести дюймах над полом. Женщины в истерике. Внезапно валится на пол беспомощной кучей. Крики, свист, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Его сажают на стул. Просит вина. Держит в руке стакан. Вино обесцвечивается. Пьет. Стакан исчезает из руки.

Действительно, его представления сделались такими напряженными и странными, они так будоражили аудиторию, что матери старались поскорее увести детей из театра. Гудини этого не замечал. Он работал теперь за пределами своих физических возможностей и вместо трех объявленных трюков производил восемь или даже дюжину. Он всегда считался «презирающим смерть», но теперь репортеры нью-йоркских ежедневных газет следовали за ним по пятам из театра в театр в надежде, что он превзойдет сегодня все ожидания. Конечно, он делал и свой знаменитый трюк с молочным бидоном. Сорокаквартовый бидон наполняли водой. Или убегай, или помирай. Он ложился в стеклянный гроб, в котором не могла гореть и обыкновенная свеча, он лежал в нем чуть ли не шесть минут после того, как пламя свечи увядало. Крики, вопли. Женщины закрывали глаза и затыкали уши. Ассистентов просили остановить номер. Он выходил из гроба дрожащий, обливаясь потом. Каждый подвиг Гудини будто бы иллюстрировал его тоску по покойной матери. Он как бы умирал и возрождался, умирал и возрождался. Однажды на представлении в Нью-Рошелл его желание смерти стало столь очевидным, что люди подняли визг, а местный священнослужитель встал и закричал: «Гудини, вы экспериментируете с нечистой силой». Быть может, и в самом деле он не отделял теперь свою жизнь от своих трюков. Он стоял в своей длинной подпоясанной робе, пот блестел на коже, волосы закрутились в спиральки, просто-напросто существо из иной вселенной. «Леди и джентльмены, — проговорил он изнуренным голосом, — прошу вас, простите меня». Он хотел объяснить собравшимся, что его мастерство основано на древнем восточном режиме дыхания, позволяющем поддерживать жизнь в почти безжизненных ситуациях. Он хотел объяснить, что его подвиги выглядят намного более опасными, чем они есть на самом деле. Он поднял руки, взывая к тишине. В этот момент прозвучал взрыв такой силы, что театр затрясся на своем фундаменте и глыбы алебастра рухнули вниз с арки просцениума. Потрясенная аудитория в ужасе ринулась из театра, уверенная, что это его новый сатанинский трюк.