Читать книгу "Год черной луны - Мария Спивак"

Через неделю, когда к нам присоединился Протопопов, он первым делом сказал, что обычно очень привередлив к условиям, а здесь не замечает ни старой мебели, ни мелких дырочек в шторах, ничего. Даже дверь в ванную, измазанная вонючим столярным клеем, его не смущает. Ну, дверь — это уж ему особо повезло, нас с Таткой судьба миловала.

Я его слушала и думала: вечно ты, милый, не о том. При чем тут мебель и дырочки, когда все ясно с первого взгляда? Смотришь и понимаешь — рай на земле. А почему — черт его знает. Казалось бы, ничего особенного: простой придорожный отель, белый, типично средиземноморский, три звезды. Но только он… как бы это выразить… такой любимый старый халат, в котором мгновенно чувствуешь себя дома. Как, что, отчего — понятия не имею. Безалаберный, обшарпанный уют? Или, как принято говорить, «комфортная атмосфера»? Нет, слишком просто. Скорее эманация покоя, густого, физически ощутимого. Покоя — и радости.

Мы с Таткой, как туда попали, сразу вернулись лет этак на тридцать пять назад. Мы непрерывно смеялись. Даже не смеялись, а глупо, неудержимо хихикали, умирали от хохота, давились им, икали, пищали, роняли головы на руки, падали на пол, сползали под стол. Мы всерьез боялись, что нас выведут из гостиничного ресторана, но заставить вести себя прилично не могли. Мы обе завели глупый флирт — каждая со своим метрдотелем. У Татки еще со времен первого приезда имелся поклонник, немолодой хромоногий красавец Жузеп, а мне достался смешной увалень Серхио. Наше глубоко детсадовское кокетство заключалось в том, чтобы долго смотреть куда угодно, только не на свой предмет, а потом неожиданно поймать его заинтересованный взгляд — и прыснуть со смеху: йес-с!

Нам было сладостно, всегда и везде: в номере — мы ходили друг к другу в гости пить чай, слушать музыку и болтать глупости, — на пляже и набережной, в море, у входа в отель под двумя высокими эвкалиптами, где мы собирали душистые липкие шишки, в магазинах и кафе на главной грансольской улочке, и на его расползающихся по горам окраинах, и в идущей вдоль побережья электричке. Про Барселону я уж молчу.

Татка, похоже, начисто забыла о Москве, а я не стремилась напоминать: боялась спугнуть то особенное, что успело образоваться. Поэтому приезда Протопопова ждала с опаской, да и Татка, по-моему, тоже. Еще испортит все своей взрослостью. Правда, вслух мы сходились на том, что «это, в общем-то, даже хорошо». Он возьмет машину, повозит нас по всяким местам.

В нашем отеле левое крыло, где ресторан, доверху увито плющом, перед ним бассейн, вокруг столики. Все это отгорожено от шоссе невысокой стеночкой. Там, у гипсовой нимфы с опрокинутым кувшином, Татка уселась дожидаться Протопопова. Я отправилась купаться и по дороге заметила Жузепа. Он с глубоко равнодушным видом перемещался на позицию, стратегически удобную для наблюдения за моей подругой. Та, понятное дело, старательно витала в облаках. Я посмотрела на них, усмехнулась и стала спускаться на пляж по длинной каменной лестнице. Днем она страшно раскаляется на солнце, идти босиком практически невозможно, непроизвольно поджимались пальцы, а из-за высоких перил кажется, что пропихиваешься сквозь трубу с горячим воздухом. Очень люблю жару. И запах нагретого камня.

Протопоповский рейс задержался. Он приехал, как раз когда я возвращалась с моря, и мне удалось незаметно пронаблюдать их встречу с Таткой.

То еще было кино. Заграничное. Рассказываю по кадрам.

Татка сидит, углубившись в книжку. Жузеп вьется неподалеку, проходит рядом, совсем близко. На шоссе внезапно возникает серебристая молния. Крутой вираж — взззззз! — и дорогущий автомобиль, соскочив с дороги, лихо вписывается под оливковые деревья у входа. Татка искренне ничего не замечает. Из машины выходит пружинистый, весь из себя нерусский Протопопов. Выверенным движением захлопывает дверцу. Надменно оглядывается по сторонам. Видит Татку. Подбирается сзади, наклоняется, по-хозяйски обнимает за плечи, приникает губами к щеке. Татка слегка поворачивает голову, нежно улыбается, встает. Быстрый, семейный поцелуй в губы. Оба, оживленно разговаривая, идут к машине, достают из багажника обалденно стильный багаж и, не замечая окружающего, в том числе страдальца Жузепа, направляются к стеклянным дверям отеля.

Одним словом, явление героя. Зажмите анус.

Впрочем, должна признать, что Протопопов картинничал на удивление недолго. Уже к вечеру он заразился нашим, по его выражению, «детским идиотизмом» и за ужином благополучно давился спаржей и падал со стула от хохота. Выходит, зря боялись. Он сделался такое же дитя природы, как и мы с Таткой, перестал важничать и почти забыл о своих деньгах, а когда вспоминал, то со вкусом их тратил. Единственное, что он себе позволял, — чуть дольше, чем нужно, зависать рукой над бумажником, выбирая кредитку. Типа, все видели? Еще не все? Ну посмотрите.

В Москве это коробило бы, а здесь легко прощалось: фигня. Да и как не любить друг друга, когда вместе купаешься в удовольствиях?

За неделю мы изрядно помотались по окрестностям Барселоны, и с нами непрерывно случались мимолетные чудеса, за которые наверняка надо благодарить Татку и Протопопова, хотя от этих двоих, честно говоря, тошнило. Стоило им оказаться рядом, и воздух вокруг уплотнялся, начинал гудеть и вибрировать, как высоковольтные провода. Утомляет, если со стороны. Протопопов никого, кроме Татки, не замечал — такой подсолнух, — однако, если к нему обратиться, довольно успешно имитировал беседу.

В общем, подозреваю, что подарки судьбы предназначались нашим любовничкам. А может, одному Протопопову. На отдыхе я увидела его по-другому и пожалела: человеку дали благополучие, а он, чтобы порадоваться жизни, должен свалить из дома за тысячи километров. Да и то без навыка плохо получается. Как будто его там заставляли сидеть, скрючившись над сундуками, а тут он наконец встал, собрался расправить плечи, вдохнуть полной грудью: сейчас, сейчас… только вспомню, как это делается…

Хоть к аппарату подключай.

Да, так о чудесах. Однажды вечером, уже измученные, мы приползли к поющим фонтанам. Честно отсмотрели представление; музыка стихла, свет погас, народ начал расходиться. Мы признались друг другу, что ждали большего, но тоже пошли вниз, к «фонтану-солисту». За два шага от него Татка жалобно сказала:

— Неужели мы так и уйдем без Меркьюри?

В тот же миг фонтан вспыхнул всеми цветами радуги и грянула знаменитая «Барселона», — дескать, просили? Пожалуйста! Нас обдало брызгами. Мы изумленно уставились друг на друга и рассмеялись: чем не магия? Усталость как рукой сняло.

В другой раз, гуляя по необыкновенному городу Жироне, мы поднялись по очень высокой лестнице и вышли на площадь перед кафедральным собором. Словно по волшебству, площадь опустела. Солнце стояло в зените, прямо над головой. Мы разлеглись на каменной скамье-парапете. Мимо нас проплывали облака. Было жарко, тихо, таинственно, и с неба лилось что-то такое особенное… пресловутая божья благодать? Создавалась полная иллюзия, что мы — первые люди на Земле. Говорить не хотелось. Потом Татка спросила что-то у Протопопова.

— Ничего не знаю, меня нет, я эмигрировал, — томно отозвался он.