Читать книгу ""Халтура" - Джим Батчер"

— А как?

— Отпрыски Гренделя сильны. Быстры. И могут искривлять сознание тех, кто находится рядом с ними.

— Искривлять как?

— Могут заставить людей не замечать их или почти не замечать. Иногда маскируются. Так они подбираются к жертве. Иногда вызывают неполадки в работе технических устройств.

— Укрывающая магия, — сказал я. — Иллюзия. Был там, сделал то-то. — Я задумался. — Мак сказал, что было два сбоя. Оно могло по какой-то причине захотеть украсть кег с пивного фестиваля?

Гард бросила на меня пронзительный взгляд:

— Кег?

— Из-за него так расстроились те придурки в переулке, — объяснил я. — Кто-то стащил их кег.

Гард процедила слово, которое наверняка не пропустила бы цензура скандинавского ток-шоу.

— Что за марка?

— Что за спиртное было в том кеге? — спросила она.

— Откуда мне знать? — удивился я. — Я его даже не видел.

— Проклятие.

— Ну… — Я задумчиво почесал нос. — На табличке с его стола была нарисована маленькая пчела-викинг, а называлось оно «Каинов пинок».

— Пчела. — Ее глаза заблестели. — Ты уверен?

— Ага.

Она снова выругалась:

— Медовуха.

Я моргнул:

— Эта штука похитила кег медовухи и девушку? Последнюю в качестве… орешков или другой закуси?

— Он не собирается есть ее, — ответила Гард. — Медовуха нужна для того же, для чего и девушка.

Я подождал, пока она разовьет мысль. Тщетно.

— Желание продолжать игру стремительно тает, — сообщил я, — но все же спрошу: зачем понадобилась девушка?

— Для деторождения.

— Спасибо. Теперь все ясно, — сказал я. — Тварь решила, что на трезвую голову девушка не справится.

— Нет, — отрезала Гард.

— Ох, ну да, ведь мы имеем дело не с человеком. Это тварь не справится.

— Нет, — еще суровей сказала Гард.

— Понимаю. Значит, просто для настроения, — сказал я. — Может, заодно прихватили с собой и расслабляющую музыку?

— Дрезден, — прорычала Гард.

— Ведь ка-а-аждому из нас кто-то ну-у-у-жен подчас, — пропел я. Весьма посредственно.

Гард остановилась как вкопанная и посмотрела на меня, ее бледно-голубые глаза пылали ледяной яростью, голос стал хриплым.

— Но не от каждого рождается отпрыск, который прогрызает путь из чрева своей матери, убивая ее при этом.

Вот, еще один ответ. Правда, слишком жесткий, на мой вкус.

Я перестал петь и почувствовал себя равнодушным ублюдком.

— Они одиночки, — продолжила Гард ужасным в своем спокойствии голосом. — Обычно они похищают жертву, насилуют, разрывают на куски и поедают. Этот задумал нечто иное. Какие-то компоненты медовухи придают отпрыскам Гренделя способность к размножению. Он собирается оплодотворить ее. Создать себе подобного.

Тут меня осенило.

— Так вот кто приклеивает инструкцию к противозачаточным таблеткам! Тот, кто прежде никогда ими не пользовался!

— Она девственница, — подтвердила Гард. — Для размножения гренделенышам нужны девственницы.

— Большая редкость в наши дни, — заметил я.

Гард горько рассмеялась:

— Поверь мне, Дрезден, подростки не меняются. Гормоны, любопытство и полная неосведомленность о последствиях своих поступков. Девственницы всегда были редкостью. И в Викторианскую эпоху, и в эпоху Возрождения, и в Средневековье. Но даже встречайся они в наше время в десять раз реже, чем тогда, все равно сейчас на земле намного больше девственниц, чем когда бы то ни было за всю мировую историю. — Она покачала головой. — Людей стало так много.

Некоторое время мы шли молча.

— Интересное наблюдение, — наконец заметил я. — Ты говоришь обо всех этих эпохах так, словно сама была им свидетелем. Думаешь, я поверю, что тебе больше тысячи лет?

— По-твоему, это невозможно? — парировала она.

Что тут скажешь? На свете много бессмертных — или почти бессмертных — сверхъестественных созданий. Даже смертные чародеи могут прожить три-четыре столетия. С другой стороны, не часто встретишь бессмертного, который — по моим чародейским ощущениям — кажется настолько смертным.

Секунду я смотрел на нее, затем сказал:

— Если так, то ты неплохо сохранилась. Я бы дал тебе около тридцати.

Ее зубы блеснули в тусклом свете.

— Полагаю, вежливее было бы сказать двадцать девять.

— Мы с вежливостью никогда не были хорошими друзьями.

Гард кивнула:

— Это мне в тебе и нравится. Ты говоришь то, что думаешь. И действуешь без колебаний. Сейчас это большая редкость.

Некоторое время я тихо шел по следу, пока Мыш не остановился. В его груди родился почти неслышный звук. Я поднял руку. Гард замерла.

Опустившись на колени рядом с псом, я прошептал:

— Что такое, мальчик?

Мыш напряженно смотрел вперед, его нос подергивался. Затем он сделал несколько неуверенных шагов и тронул лапой пол возле стены.

Держа в руке светящийся амулет, я последовал за ним. На мокром камне лежали пряди седой шерсти. Прикусив губу, я поднял амулет, чтобы осмотреть стену. На ней виднелись длинные царапины — не шире ногтя, но глубокие. Настолько, что дна не разглядеть.

Гард присоединилась ко мне и встала за моим плечом. Ее духи — что-то цветочное, я их не узнал — добавляли приятную нотку к ароматам извести и плесени.

— Это сделано чем-то острым, — пробормотала она.

— Верно, — кивнул я, собирая шерсть. — Достань свой топор.

Она подчинилась. Я поднес шерсть к краю лезвия. Волоски съежились и почернели. Запахло паленым.

— Чудно. — Я вздохнул.

Гард приподняла бровь.

— Фейри?

Я кивнул.

— Малки, почти наверняка.

— Малки?

— Зимние фейри, — пояснил я. — Кошки. Размером примерно с рысь.

— Сталь с ними справится, — отозвалась Гард, энергично поднимаясь.

— Конечно, — согласился я. — Полдюжины малков для тебя не проблема.

Она кивнула и, держа топор наготове, повернулась, чтобы двинуться дальше.

— Поэтому они держатся стаями по двадцать штук, — добавил я через несколько шагов.

Гард остановилась и посмотрела на меня.

— Просто делюсь информацией, — сказал я и махнул рукой на стену. — Это территориальные метки местной стаи. Малки сильнее обычных животных, они быстры и могут становиться почти невидимыми, а их когти острее и тверже хирургической стали. Однажды я видел, как малк разорвал в клочки алюминиевую бейсбольную биту. В довершение всего они разумны. Умнее некоторых знакомых мне людей.