Читать книгу "Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд"

И тут он все же немного испугался. Солнце зашло. Он стоялголый у входа в штольню, где в темном конце прожил в темноте семь лет. Дулхолодный ветер, и он замерз, но не замечал, что замерз, потому что в нем былвстречный холод, а именно страх. Это был не тот страх, который он испытал восне, омерзительный страх задохнуться от самого себя, который надо былостряхнуть любой ценой и от которого можно было убежать. То, что он испытывалтеперь, был страх не узнать ничего о самом себе. Он был противоположен томустраху. От него нельзя было убежать, нужно было идти ему навстречу. Нужно было— даже если это открытие станет ужасным — узнать наверняка, есть у него запахили нет. И узнать теперь же. Сейчас.

Он вернулся в штольню. Уже через несколько метров егоохватила полная темнота, но он ориентировался, как при самом ярком свете. Многотысяч раз он проходил этот путь, знал каждый шаг и каждый поворот, чуял каждыйсталактит, каждый крошечный выступ. Найти дорогу было нетрудно. Трудно былобороться с воспоминанием о клаустрофобическом сновидении, которое, подобноприливу, накатывало на него все более высокими волнами. Но он не отступал. Тоесть страхом не знать он боролся со страхом узнать и одержал победу, потому чтознал, что выбора у него не было. Когда он дошел до конца штольни, гдевозвышалась груда щебня, оба страха оставили его. Он почувствовал, что спокоен,что голова у него ясная, а нос — отточен, как скальпель. Он присел на корточки,закрыл глаза руками и принюхался. В этом месте, в этой удаленной от миракаменной могиле, он пролежал семь лет. Если уж где-нибудь на свете должен бытьего запах, то здесь. Он дышал медленно. Он проверял тщательно. Он просидел накорточках четверть часа. У него была безошибочная память, и он точно помнил,как пахло на этом месте семь лет назад: камнем и влажной солоноватой прохладой,и эта чистота означала, что ни одно живое существо никогда сюда не ступало…Точно так же здесь пахло и теперь.

Он просидел еще некоторое время, совсем спокойно, толькотихо качая головой. Потом повернулся и пошел к выходу, сперва согнувшись, акогда позволили высота штольни, выпрямившись, — на волю.

Выйдя из штольни, он надел свои лохмотья (башмаки его сгнилиеще много лет назад), взвалил на плечи попону и в ту же ночь, покинувПлон-дю-Канталь, ушел на юг.

30

Он выглядел чудовищно. Волосы отросли по колено, жидкаяборода — до пупа. Ногти стали похожу на птичьи когти, а на руках и на ногах,там, где тело не прикрывали лохмотья, клочьями облезла кожа.

Первые встреченные им люди — крестьяне, работавшие на поленедалеко от города Пьерфор, — при виде его с криками бросились прочь. Всамом городе он произвел сенсацию. Дюди сбегались сотнями, чтобы поглазеть нанего. Некоторые принимали его за беглого галерника. Другие говорили, что он ненастоящий человек, а помесь из человека и медведя, какое-то лесное чудище. Одинбывший моряк утверждал, что он похож на дикаря-индейца из Кайенны, котораянаходится по ту сторону океана. Его привели к мэру. Там он, к изумлениюсобравшихся предъявил свою грамоту, раскрыл рот и в довольно сбивчивых инеуклюжих выражениях — ведь это были первые слова, произнесенные им послесемилетнего перерыва, — но вполне понятно рассказал, что он странствующийподмастерье, что на него напали разбойники, утащили в пещеру и держали там вплену семь лет. За это время он не видел ни солнечного света, ни людей,кормился из корзины, которую спускала в темноту невидимая рука, и, в концеконцов, был освобожден с помощью лестницы, так ничего и не узнав о своихпохитителях и спасителях. Эту историю он выдумал потому, что она казалась емуубедительней, чем правда, она и была убедительней, поскольку такие разбойничьинападения то и дело случались в горах Оверни, Лангедока или в Севеннах. Вовсяком случае мэр доверчиво занес это происшествие в протокол и доложил о неммаркизу де ла Тайад-Эспинассу, ленному владетелю города и члену парламента вТулузе.

Этот маркиз уже в сорок лет потерял интерес к придворнойжизни, покинул Версаль, удалился в свои владения и посвятил себя наукам. Егоперу принадлежал значительный труд о динамической национальной экономике, вкоем он предлагал отменить все налоги на землевладение и сельскохозяйственныепродукты, а также ввести обратно пропорциональный подоходный налог, которыйсильнее всего ударял бы по бедным и тем самым вынудил бы их более энергичноразвивать свою экономическую активность. Вдохновленный успехом своей брошюры,он сочинил трактат о воспитании мальчиков и девочек в возрасте от пяти додесяти лет, затем увлекся экспериментальным сельским хозяйством и попыталсяпутем переноса бычьего семени на различные сорта трав вывестиживотно-растительных продукт скрещивания для получения молока, что-то вродедойного цветка. Поначалу он достиг некоторых успехов, позволивших емуизготовлять из травяного молока сыр, который Академия наук в Лионе определилакак «близкий по вкусу к козьему, хотя несколько более горький». Однако емупришлось приостановить опыты ввиду огромных расходов на бычье семя, котороегектолитрами разбрызгивалось по полям. Тем не менее занятияаграрно-биологическими проблемами пробудили у него интерес не только к так называемойпочве, но и к земле вообще, и ее отношению к биосфере.

Едва успев закончить опыты по выведению молочно-дойногоцветка, он с несокрушимым рвением принялся за большое сочинение о зависимостяхмежду близостью к земле и витальностью. Его тезис гласил, что жизнь можетразвиваться только на определенном удалении от земли, поскольку сама земляпостоянно испускает некий газ разложения, так называемый fluidum letale,каковой подавляет витальные силы и рано или поздно полностью их парализует.Поэтому все живые существа стремятся путем роста удалиться от земли, то естькак бы растут от нее прочь, а не врастают в нее; по той же причине онинаправляют вверх самые ценные свои части: пшеница — колос, цветок — свой бутон,человек — голову; и потому же, когда старость согнет их и снова склонит кземле, они неизбежно попадают под влияние летального газа, в который благодаряпроцессу разложения в конце концов сами и превращаются после своей смерти.

Услышав о том, что в Пьерфоре объявился индивидуум,проведший семь лет в пещере, где его полностью окружал элемент разложения —земля, маркиз де ла Тайад-Эспинасс пришел в восторг, и приказал немедленнодоставить Гренуя к себе в лабораторию, и там подверг тщательному обследованию.Он нашел, что теория витальности подтверждается самым наглядным образом.Fluidum letale настолько повлиял на Гренуя, что его двадцатипятилетнее телообнаружило признаки старческого разложения. Единственно то обстоятельство — такобъяснял Тайад-Эспинасс, — что Гренуй во время своего нахождения в пленупитался удаленными от земли растениями предположительно хлебом и фруктами,предотвратило его смерть. Теперь, считал маркиз, можно было восстановитьпрежнее состояние здоровья Гренуя лишь путем радикального удаления флюида спомощью изобретенного им, Тайад-Эспинассом, аппарата для вентиляции витальноговоздуха. Такой аппарат стоит в чулане его городского замка в Монпелье, и еслиГреную угодно предоставить себя в распоряжение маркиза в качестведемонстрационного объекта, то маркиз не только избавит его от безнадежногоотравления земляным газом, но и наградит изрядной суммой денег…