Читать книгу "По ту сторону Ла-Манша - Джулиан Барнс"

И вот как-то думаю: тренировка окончена, а он потащил меня верх на Маунт-Моран. Просто крутит педали, губы сжаты, задает скорость, а я сзади. Мы уже поработали семь-восемь часов, и солнце над равниной совсем оранжевым стало, и я не понимал зачем, потому что он ведь меня до последнего не выжимал. Я сидел у него на заднем колесе, и никаких проблем. Одолели мы все крутые петли, и он останавливается на обочине, и мы глядим на солнце, и он говорит:

— Так вот, Энди, сейчас я научу тебя спуску.

И, просто жуть берет, достает он маленький ключ и отвинчивает свои тормозные колодки и отдает мне.

— Тебе надо только продержаться, и выпивка за мной.

Я, значит, прячу его колодки, а он уже катит, и я за ним, и сначала думаю: ну, если он тормозом не пользуется, так и я не стану, да только на втором или третьем повороте жму на него вовсю, а этот старый хрычик, этот летающий, мать его, почтальон, катит вниз передо мной и просто своим телом притормаживает — приподнимется в седле, а потом пригнется, и использует каждый дюйм дороги, ну и я иногда прохожу поворот, как он, без тормозов, и ору во всю глотку, но он рот держал закрытым до конца спуска, мистер Дуглас.

Раза два я нагонял его, но на поворотах обязательно отставал, и у меня живот подводило от страха, как подумаю об этом старом «Рали» без тормозов. И в то же время я понимал, что если смочь сделать это, по-настоящему смочь, так будет это вроде уж не знаю чего. Самое захватывающее, что только можно придумать. И всякий раз, когда мы поднимались на Маунт-Моран, он проделывал то же самое, но только предупреждая, что я могу нажать на тормоз шесть раз, а потом пять, а потом четыре, а потом и вовсе ни разу. И я катил за этим милым старым хрычом на его допотопном велике, и он каждый раз оставлял меня позади, но с каждым разом все меньше. Потом я платил за выпивку, а он объяснял, как мне следует прожить мою жизнь. И в один прекрасный день он рассказал мне про Брамбиллу. Вот как я научился спуску.

Я убежала из дома. Нет, правду сказать, меня уже там не было — по крайней мере в мыслях. Конечно, они винили Энди, но это полная нелепица. Энди был первым мальчиком, который всегда приводил меня домой точно в половине девятого. Он с самого начала предупредил, что должен ложиться в девять, потому что Шон Келли ложится в девять. Вы бы подумали, что они это одобрят, и вовсе нет. Папаша решил, что тут что-то не так. Я сказала: папа, во всяком случае, тебе не надо сидеть за полночь с дробовиком в руках. Но ему это смешным не показалось. Не понял соли.

Да, наверное, на их взгляд, я правда убежала с Энди. Как-то он сказал: я отправляюсь крутить педали во Францию, чтобы заработать на жизнь, хочешь со мной? Я сказала: чего-о? Он сказал, сбрось тормоза на иийеех! Я сказала: иийеех? А он подмигнул, ну и вот. Но я оставаться никак не собиралась. И не вина Энди, что я не живу дальше по улице с парой сопляков, ноющей спиной и днями за прилавком, если мне повезет. Они не могли понять, почему я не хочу до конца жизни слушать, как чайки кричат над лужайкой для боулинга. Если они хотели для меня этого, так зачем позволили мне заниматься балетом? Дом, милый дом. Мой папаша даже сказал, что я могла бы испробовать боулинг, клубу требуется свежая кровь. Я сказала: ты имеешь в виду, как Дракуле? Они все спрашивали, да что может быть общего между мной и Энди. Я сказала: ну, например, ноги.

Мы сидели в каюте и смотрели в большое заднее окно. Там кружили обычные чайки, но я почему-то подумала, что они оттуда, с лужайки для боулинга. Я все ждала, что они повернут назад, а они не поворачивали. Возможно, были другие причины, но все равно я заплакала. Бедный Энди не понимал, что случилось. Я сказала: казалось бы, с них должно хватить. Когда он увидел, что я говорю серьезно, он вышел на палубу, и я видела, как он ругает чаек и грозит им кулаками. Конечно, они и внимания не обратили, но все равно это было так мило. Я утерла слезы и поцеловала его. Я сказала что-то вроде: кто мой герой, а он сказал что-то вроде: я крутой мужик, кукленыш. Он перегибает, когда говорит так. По большей части. Ну и мы вместе старались не замечать, что чайки с нами оставались всю дорогу до Кале. Так назад и не повернули.

Они нас уважают, знаете ли. Англофоны, вот как они нас называют. Они знают, что мы крутые мужики и проделали весь этот путь не для того, чтобы бросать полотенца на канаты. Они все еще помнят Тони Симпсона, будто было это вчера. Вы знаете, когда он умер во время Ванту, это был тринадцатый день и тринадцатый этап гонки? Заставляет задуматься, верно? Он у них там все еще герой, тот, кто заплатил высшую цену. На следующий день они позволили Барри Хобану прийти первым в знак уважения. Англичанин выигрывает quatorze juillet.[111]Барри Хобан женился на вдове Тони Симпсона, вы про это знали?

Шон Келли, он был железный мужик. Ел гвозди на завтрак. Вы слышали про Шона Келли в Тур де Испания? Тогда у него… для этого есть особый медицинский термин, только я забыл, но, по сути, это что-то вроде врастания волос в жопу. Такое случалось во время войны, называлось джиповой жопой — ну, если весь день ездить в джипе на жестком сиденье. Ничего больнее не придумать, а всего, знаете, один волосок у вас на жопе решает расти внутрь, а не наружу. Только и всего, но вздувается чирей, и от боли хоть волком вой, а хуже всего заполучить ее, когда вы гоняете на велосипеде.

Приходится избавляться от нее хирургически, а потом сидишь в соляной ванне несколько недель. Ну, значит, Шон Келли занимает в Тур де Испания хорошую позицию, и потому, естественно, никакой заварушки ему не требуется. Если он обратится к врачу команды, его снимут с гонки. Так что он вызывает этого местного хирурга или врача, а может, и ветеринара в свой номер в гостинице и говорит: давайте уберите: И тот убирает и заштопывает ему жопу, и Шон Келли продолжает Тур де Испания. Вот почему они нас уважают. Мы крутые. Шон Келли, он железный мужик.

Мы обедали с Бетти и Жан-Люком. Бетти из Фалмута — она была со мной в морском круизе. Собственно, она и устроила мне тут работу, то есть просмотр. Это был наш выходной, и мы отправились обедать в ресторан. Мы всегда обедаем рано из-за Энди. И я это больше не называю обедом, а «бифштекс с салатом в семь говорит Шон». Не то что мне дозволяется называть его Шоном. Энди всегда называет его полностью, будто какого-нибудь святого или вроде. Шон Келли то, Шон Келли се, ну и я тоже. По большей части. И вот Энди заговорил о том, как гонщики готовятся к соревнованиям, и рассказал про пресс-конференцию, когда кто-то спросил у Шона Келли, а как насчет того… ну, вы знаете чего. То есть понятно, что не во время гонки, но не прекращают ли они заранее для сохранения энергии? Будь я Шоном Келли, так пожалела бы, что не могу хлопнуть этого типа велосипедным насосом по макушке, а он ничего подобного. Он попросту ответил на вопрос. Сказал, что считает нужным воздерживаться неделю перед соревнованиями одного дня и шесть недель перед национальным туром. И тут кто-то в зале громко сказал: «По моим подсчетам выходит, что Линда все еще девственница». Линда — жена Шона Келли. Вы бы ведь под землю провалились, верно? Бетти и Жан-Люк смотрели на меня, будто спрашивали, и у вас так? Я не знала, куда глаза девать. Большинство мужчин, кого я знала, хвастали бы, будто мы этим занимаемся куда чаще, чем бывало на самом деле. И вот вам Энди — утверждает почти прямо наоборот. Потом я пыталась втолковать ему, но он сказал, что я чересчур чувствительна. Он просто считал это смешной историей.