Читать книгу "Век чудес - Карен Томпсон Уокер"

Я стала выяснять, какие симптомы предшествовали смерти мамы Сета Морено. Заболевания у них были разными, но я боялась, как бы конец не оказался одинаковым. Никто не знал, к чему приводит синдром замедления.

Одним ярким солнечным утром Сет Морено вернулся в школу.

Его темные волосы немного отросли, и он завел новую привычку убирать челку с глаз одним пальцем. В остальном Сет остался прежним: то же усталое выражение лица, та же неторопливая походка и старый скейт под мышкой. Мы не виделись с тех пор, как умерла его мама.

Я почувствовала, как загорелись щеки, когда Сет появился на остановке. Интересно, что он подумал о моей открытке.

До меня доходили самые разные слухи о судьбе Сета после смерти его матери: говорили, что он или у родственников в Аризоне, или в поселении сторонников реального времени в Орегоне, или в школе-интернате во Франции.

А он оказался здесь, на автобусной остановке. Тем утром он ни с кем не разговаривал — просто стоял сам по себе, как обычно. Я хотела обратиться к нему, но не решилась. Хотела подойти, но не сдвинулась с места.

На уроке математики я, как раньше, молча смотрела ему в затылок.

Тем временем океаны смещались, течение Гольфстрима замедлялось, а Гэбби обрила голову наголо.

Однажды она пригласила меня к себе. Солнце село, небо было ясным и синим. По дороге я встретила малышей, игравших в «привидения на кладбище»: одни прятались за припаркованными машинами и стволами деревьев, а другие попарно искали своих друзей. Осторожно двигаясь в полумраке, они дергали друг друга за рукава и перешептывались.

— Приколись, — сказала Гэбби.

Мы сидели в ее спальне. Гэбби зажала в руке большую прядь своих крашенных черных волос и поднесла ножницы к корням.

— Ты что, сама будешь отрезать? — опешила я.

Внизу рабочие дробили стену. На кухне полным ходом шел ремонт. Родители Гэбби были на работе.

— Сначала все отрежу, — ответила она и щелкнула ножницами. — А потом сбрею, что останется.

Прядь волос беззвучно приземлилась на ковер.

— Но зачем? — удивилась я. Гэбби отрезала еще одну прядь. — Ведь придется ждать целую вечность, пока они заново отрастут.

На комоде загудел мобильник — Гэбби пришло новое сообщение. Она взглянула на экран и ухмыльнулась. Бросив ножницы на стол, она заперла дверь в спальню.

— Хочу рассказать тебе секрет, только обещай никому не говорить, — сказала она.

Я пообещала.

— Помнишь того парня, с которым я познакомилась в Сети?

Я кивнула. Окна на мгновение осветились фарами проезжавшей мимо машины.

— Мы с ним общаемся каждый день, — продолжила Гэбби.

Я почувствовала укол зависти.

Парню Гэбби уже исполнилось шестнадцать. Он жил в трехстах километрах от нашего города, в одной из новых колоний, обосновавшихся в песках пустыни.

— Место называется Циркадия, — сказала Гэбби. Ей явно нравилось произносить это слово. — Там есть школа, ресторан и все остальное.

Сторонники реального времени создавали такие поселения в каждом штате. Там сменой дня и ночи по-прежнему правило солнце. Думаю, время там протекало медленно и неторопливо, как постепенно нарастающий прибой.

— И многие девчонки там побрились наголо, — добавила Гэбби.

Она принялась набирать ответ. Свет лампы отражался на черных ногтях. Потом Гэбби взяла ножницы и вернулась к своему занятию. Все новые пряди ложились на кремовый ковер и валявшуюся на нем мятую школьную форму.

Для завершения начатого она использовала папину электробритву. Гэбби водила ею по голове, и та жужжала. Постепенно начал проступать рельеф ее черепа — показались невидимые ранее впадинки и бугорки.

— Вот черт, — охнула она, взглянув на себя в зеркало. — Потрясно.

Гэбби повертела головой, пробуя пальцами щетину. Она выглядела так, словно ее измучила не то какая-то болезнь, не то интенсивный курс лечения.

Затем Гэбби присела на кровать. На покрывале валялись черный кружевной лифчик и такие же трусики. Она заметила, что я их разглядываю и спросила:

— Тебе нравится?

— В общем, да, — ответила я.

— Я заказала их по Интернету.

Одна из свечей на комоде растеклась в лужицу воска. Огонек какое-то время сопротивлялся, но потом потух, оставив после себя белое облачко дыма.

— Слушай, — неожиданно сменила тему Гэбби. — А твоя мама правда убила кого-то на Новый год?

— Мы не уверены. Может, он выжил, — ответила я.

Снизу послышался глухой удар. Рабочие уронили что-то тяжелое на кафельный пол.

— Говорят, она переехала кого-то.

— Она болеет, — объяснила я.

Гэбби отвернулась:

— Чем болеет?

— Точно не известно.

— Это смертельно?

— Мы не знаем.

— Вот дерьмо. Прости.

Гэбби недавно перекрасила стены в темно-коричневый цвет, и запах краски, смешанный с ванильным ароматом свечей, еще витал по комнате.

— Мне пора домой, — сказала я.

— Вот, возьми, мне они больше ни к чему, — Гэбби протянула мне пластиковый пакет, забитый разными заколками и резинками для волос.

Я покачала головой. Мне не хотелось ничего у нее брать.

По дороге домой я заметила, как к участку подъезжает черный «БМВ» мамы Гэбби. Мы помахали друг другу. Машина заехала на дорожку и притормозила, ожидая, пока откроются электронные ворота гаража. Я поняла, что начался обратный отсчет до момента, когда последствия сумасбродства Гэбби неминуемо обрушатся на ее бритую голову. «БМВ» плавно скрылся в гараже. Дверь мягко закрылась. Урча и остывая, затих мотор.

Позже выяснилось, что Гэбби немедленно лишили доступа к компьютеру и мобильнику — связь с циркадийским мальчиком, сочиняющим для нее стихи, прервалась.

В ту ночь я не отходила от телескопа, высматривая у Сильвии папу. Чем дольше становились дни, тем более странно она себя вела. С наступлением сумерек она уходила в дом. У всех окна горели, а у нее — нет. Она как будто научилась спать по двадцать и более часов подряд. Любой человек, проходящий мимо ее участка в темное время суток, подумал бы, что либо дом выставлен на продажу, либо хозяева уехали из города. Газеты скапливались на подъездной дорожке до тех пор, пока не показывалось солнце.

А вот в светлые ночи Сильвия словно оживала. Ее тонкие пальцы скользили по клавишам, хотя соседи в округе уже видели десятый сон. В полночь она полола сорняки. Пока все спали, она бодрствовала. Одной тихой белой ночью я наблюдала, как Сильвия вытащила елку на лужайку, на солнцепек. В тишине спящей улицы отчетливо слышался скрежет горшка по асфальту.