Читать книгу "Гладиатор умирает только один раз - Стивен Сейлор"

стихотворение, которое Цицерон цитировал вчера за ужином. Поэт, безусловно, все правильно понял:

Кто любит сегодня того, кто прекрасною речью владеет?

Нет, я такого не знаю. Теперь своим подвигам славным

Люди не ищут хвалы, побежденные страстью к наживе.

Каждый, за пазухой руки запрятавши, ищет, откуда он

Денег побольше бы сгреб, чтоб другим ничего не досталось.

Люди теперь не стремятся хвалу заслужить за поступки благие,

А думают только, чтоб прибыль свою нарастить и доходы.

И сжимают свои кошельки, ведь они слишком скупы,

Чтобы расстаться со своей потускневшей монетой!

– Из-за жадности Агафин был убит, Дорофей ждет суда за совершенное убийство, а поэт Марджеро одним махом потерял обоих своих покровителей, а это значит, что ему, вероятно, придется покинуть Сиракузы. Все обернулось катастрофой для всех. Это очень печально. Этого достаточно, чтобы заставить человека оставить позади грязные человеческие заботы об этом мире и погрузиться в чистую геометрию, как Архимед.

Мы собрали немногочисленные пожитки и пошли прощаться с Цицероном. Также надо было обсудить мой гонорар не только за обнаружение гробницы Архимеда, но и за разоблачение убийцы Агафина.

Из атриума я услышать голос Цицерона из его кабинета. Он диктовал письмо Тиро, безусловно, намереваясь, поручить мне доставить его в Рим.  Мы с Эконом   ждали за дверью. Не подслушать было невозможно.

– Дорогой брат Квинт, - начал Цицерон, - люди, с которыми мне так настоятельно советовали встретится здесь, в Сиракузах, оказались не достойными – неприятные подробности могут подождать, пока мы не встретимся снова. Тем не менее, мое пребывание здесь не было полностью непродуктивным. Тебе будет интересно узнать, что я заново обнаружил утерянную гробницу одного из героев нашего детства, Архимеда. Местные жители совершенно ничего не знали о ее местонахождении и даже отрицали само ее существование. Однако вчера днем я отправился с Тиро в старый некрополь за воротами Ахрадина, и там, пробравшись сквозь заросли ежевики и виноградной лозы, заметил привлекшие мое внимание характерные изваяния шара и цилиндра на вершине колонны. Ты, наверное, помнишь те слова нашего старого репетитора по математике:

«Цилиндр и шар на вершине высокой колонны знаменуют заключительный этап сиракузского мудреца».

Заметив гробницу, я вскрикнул: «Эврика!» и приказал группе рабочих с косами очистить все заросли вокруг. Теперь гробницу Архимеда можно увидеть и к ней можно свободно подойти. Я восстановил ее в своем законном статусе как святыню для всех образованных людей.

Я заметил, что Цицерон не упомянул ни куб, ни конус. Их убрали вместе с зарослями, чтобы больше никого не постигла участь Агафина.

Цицерон прочистил горло и продолжил диктовать.

– Иронично звучит, брат Квинт, не так ли, и это, к сожалению, свидетельствует о деградации культурных стандартах нынешних сиракузцев, так как только римлянин из Арпина  сумел вновь открыть для них гробницу самого умного мудреца, который когда-либо жил среди них?

– Действительно, иронично, - подумал я.

6-й расскзз     Смерть от Эроса

– Неаполитанцы отличаются от нас, римлян, - заметил я Экону, когда мы гуляли по центральному Форуму Неаполя. – Здесь можно почти почувствовать, что ты покинул Италию и волшебным образом перенесся в морской порт в Греции. Греческие колонисты основали этот город сотни лет назад, воспользовавшись необычной бухтой, которую они назвали Кратер или Чаша. Местные жители до сих пор носят греческие имена, едят греческую пищу, соблюдают греческие обычаи. Многие из них даже не говорят на латыни.

Экон указал на свои губы и сделал самоуничижительный жест, чтобы сказать: «Я тоже!» В пятнадцать лет он имел обыкновение шутить по любому поводу, в том числе и о своей немоте.

– Да, но ты же можешь слышать латынь, - сказал я, ткнув пальцем в одно из его ушей, достаточно чувствительно, - а даже понимаешь ее.

Мы приплыли в Неаполь на обратном пути в Рим после того, как немного поработали для Цицерона на Сицилии. Вместо того, чтобы останавливаться в гостинице, я надеялся найти жилье у богатого греческого торговца по имени Сосистридес.

– Этот человек должен мне за услугу, - сказал мне Цицерон. – Зайди к нему и назови мое имя, и я уверен, что он предоставит вам ночлег.

Получив несколько указаний от местных жителей (которые были достаточно вежливы, чтобы не смеяться над моим греческим), мы нашли дом торговца. Колонны, перемычки и декоративные детали фасада были окрашены в разные оттенки бледно-красного, синего и желтого цветов, которые, казалось, светились под теплым солнечным светом. Несоответствующим этой игре красок оказался только черный венок на двери.

– Как ты думаешь, Экон? Можем ли мы попросить друга Цицерона, совершенно незнакомого человека, разместить нас на ночлег, когда его домочадцы в трауре? Мне кажется, это неприлично.

Экон задумчиво кивнул, затем указал на венок и выразил любопытство взмахом запястья. Я кивнул.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Если это умер сам Сосистридес или кто-то из членов его семьи, Цицерон хотел бы, чтобы мы выразили им его соболезнования, не так ли? И мы должны узнать подробности, чтобы сообщить ему об этом в письме. Я думаю, мы должны хотя бы разбудить привратника, чтобы узнать, что случилось.

Я подошел к двери и вежливо постучал ногой. Ответа не последовало. Я снова постучал и стал ждать. Я уже собирался постучать в дверь костяшками пальцев, немного грубее, когда она распахнулась.

Человек, который смотрел на нас, был одет в траурное черное одеяние. Он не был рабом; Я взглянул на его руку и увидел гражданское железное кольцо. Его седеющие волосы были растрепаны, а лицо расстроено. Его глаза были красными от слез.

– Что тебе надо? – спросил он голосом скорее настороженным, чем враждебным.

– Прости меня, гражданин. Меня зовут Гордиан. Это мой сын, Экон. Эко все слышит, но не может разговаривать, поэтому я буду говорить и за него. Мы путешественники, едем домой в Рим. Я друг Марка Туллия Цицерон. Это он предложил мне …

– Цицерон? Ах да, римский администратор на Сицилии, тот, кто действительно умеет читать и писать, для разнообразия, – мужчина наморщил лоб.