Читать книгу "Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне - Майкл Бальфур"

что-то расчетливое, выдававшее огромное желание понравиться; его вовлеченность и напряжение были признаками лежащего в основе недостатка уверенности в себе. Отстраненность дяди являлась спонтанной, как отражение комплексной личности, причем эта личность была скорее достигнутой, чем унаследованной. Говоря о различиях, следует принять во внимание тот факт, что один из двоих представлял великую державу, которая сумела навязать свое мировоззрение и систему ценностей всему веку, а другой был символом новой, молодой страны, которая еще только добивалась признания своей политической позиции и образа мыслей.

Нет никаких свидетельств недоброжелательности или тайной критики дядей племянника в эти ранние годы. Принц Уэльский был хорошего мнения о принце Вильгельме и когда посетил церемонию конфирмации. Во время первого визита Вильгельма в Англию вместе с Доной он вызвал обиду и недовольство, покинув Сандрингем преждевременно, за день до дня рождения принца Уэльского, и вернувшись в Камберленд-Лодж. Этот инцидент, по-видимому, имел причину, но какую именно – неизвестно. Дар в 1883 году полного костюма из шотландского тартана был принят с некоторым недоумением. Позже Вильгельм распространил свои фотографии в странном облачении горца с таинственной надписью: «Я жду подходящего момента». Корнем проблемы, безусловно, стал отказ принца Уэльского согласиться с тем, как Вильгельм оценивал самого себя. Вильгельм чувствовал покровительство того, кому в глубине души хотел подражать. Это чувство породило стремление заслужить восхищение даже по высоким английским стандартам. Оно сменилось (особенно после попыток, оказавшихся неудачными) яростным отрицанием этих стандартов в пользу прусских. Такие отношения не могли не привести к взаимному непониманию и обидам, даже если не было никаких оскорблений. Жены усиливали антагонизм, а не ослабляли его. Практически единственным исключением в милой и приветливой натуре Александры была ее жгучая ненависть к Пруссии, которой она не могла простить унижения своей родной страны в 1864 году – эпизод, в который внес некоторый вклад герцог Августенбург. Дочь герцога Дона разделяла неприязнь юнкеров к Англии и не одобряла житейской мудрости Эдуарда.

В 1864 году Вильгельм отправился с визитом к «пугалу» Англии – в Россию. Бисмарк добился успеха в попытках не дать австро-германскому союзу создать пропасть между Россией и Германией, ив 1881 году германский, русский и австрийский императоры заключили договор о нейтралитете на три года. Однако шансы на его продление представлялись сомнительными из-за австро-российского антагонизма в Болгарии. Когда это государство в 1878 году получило независимость, ожидалось, что оно станет русским сателлитом, однако через пять лет болгары захотели сделать новый статус реальностью, изгнав русских советников. Княжество Болгария было дано Александру Баттенбергу, сыну великого князя Гессенского и племяннику вдовствующей царицы. В Германии многие считали, что Бисмарк, как хороший патриот, поддержит германского принца. Но мудрый канцлер был выше подобных соображений и прежде всего заботился об укреплении уверенности русских в добрых намерениях Германии. В марте 1884 года союз трех императоров был продлен еще на три года, однако канцлер все равно чувствовал необходимость укрепить этот успех. В такой обстановке был избран принц Вильгельм, чтобы представлять своего деда на предстоящем праздновании совершеннолетия русского принца Николая. Выбор вызвал большую обиду: его отец считал, что дело должно быть поручено кронпринцу. Другие, однако, решили, что равенство возраста имеет в данном случае большее значение, чем равенство рангов. Миссия Вильгельма оказалась успешной. Он получил доброго друга (по крайней мере, он так считал) в лице русского наследника, который, ощущая покровительственное к себе отношение, был слишком робок, чтобы возмутиться. Его высоко оценил царь, написавший его деду, что «все сказанное принцем доставило мне удовольствие». Бисмарк тщательно проинструктировал принца относительно того, что можно говорить, а что нет. Вильгельм сказал царю, что три империи должны держаться вместе, как трехсторонний бастион против свободы и демократии. «Да, – впоследствии сказал царь своему министру иностранных дел Бирсу. – Нам точно нужен трехсторонний союз, как дамба против наводнения анархии». Поскольку Гире уже полгода безуспешно пытался заставить своего хозяина думать об этом, он по достоинству оценил достижения немецкого гостя, о чем и сообщил Бисмарку.

Вернувшись домой, принц решил продлить свой звездный час, установив регулярную переписку со своими новыми друзьями. Если верить советским источникам, он не сомневался, что лучше всего это сделать за счет других людей.

«Визит принца Уэльского дал – и до сих пор приносит – удивительные плоды, которые продолжат множиться под руками моей матери и королевы Англии. Но эти англичане нечаянно забыли о том, что существую я».

«Я только прошу тебя ни в коем случае не доверять моему английскому дяде. Не тревожьтесь ни о чем, что можете услышать от моего отца. Вы его знаете. Он любит перечить, и всю жизнь находится под каблуком моей матери. Ею, в свою очередь, руководит королева Англии, и потому мой отец все видит исключительно английскими глазами».

«Сегодня… мой отец неожиданно взорвался и высказался в самых нелестных выражениях о русском правительстве и его подлом отношении к этому прекрасному (!) князю (Александру). Отец осыпал правительство обвинениями во лжи и предательстве, одним словом, нет выражающего ненависть прилагательного, к которому он бы не прибег, чтобы обрисовать вас в черном свете. Напрасно я старался отражать все эти удары и показать, что, судя по тому, что я узнал, дело обстоит иначе и что я не могу допустить слова „лгать“ по отношению к тебе и твоему правительству. После этого он назвал меня русофилом, русифицированным, говорил, что мне свертели голову и бог знает что еще… В общем, дорогой кузен, князь Болгарский и честными, и нечестными средствами вьет веревки из моей матери и, конечно, также из моего отца. Но эти англичане забыли про меня…Дорогой кузен, ты разрешил мне говорить с тобой откровенно, и я продолжаю это делать. Через несколько дней мы увидим здесь принца Уэльского. Это неожиданное появление нисколько меня не восхищает, потому что, прости меня – он твой зять, при его фальшивом характере интригана он, без сомнения, будет здесь стараться, то тут, то там, или продвинуть дело болгарина, да сошлет его Аллах в ад, сказал бы турок, или заняться немного политикой за кулисами с дамами. Я постараюсь как можно лучше наблюдать за ними, но ведь нельзя быть везде».

Не соглашаться с семьей – вполне законно, но некоторые способы выражения такого несогласия являются более уместными, чем другие, и всегда следует увериться, что «получатель» таких откровений достоин доверия. Эти письма – не приятное чтение, и их важность не осталась не замеченной царем.

Английской родственницей, которая выказывала самую сильную привязанность к Вильгельму и к которой он проявлял неизменное уважение, была его бабушка. Но в 1885 году истощилось даже ее терпение.