Читать книгу "Чернильные пятна. Как распознать преступника - Герман Роршах"

Такие различия можно обнаружить и при шизофрении; бернец, заболевший шизофренией, намного чаще, чем аппенцеллянин, впадает в глубокую кататонию. Аппенцеллянин, даже если он и становится кататоником, все равно демонстрирует гебефренические черты; он еще долгое время сохраняет способность к установлению контактов с людьми, не столь резко утрачивая их, как бернец. Это тотчас бросается в глаза каждому, кто когда-нибудь имел возможность сравнить друг с другом аппенцеллянских и бернских пациентов психиатрических учреждений. Далее, бернец, заболевший шизофренией, чаще болеет параноидной формой, чем аппенцеллянин; бернец выстраивает намного более сложные, пестрые, мифоподобные бредовые системы, чем это делает аппенцеллянин, чьи бредовые идеи редко отличаются оригинальностью, да и в содержании их почти полностью отсутствуют мифологические мотивы. Другие относящиеся сюда различия мы приведем позднее.

11. Аффективность. Характер

Блейлер: «Под понятием „аффективность“ мы объединяем вместе аффекты, эмоции, чувства удовольствия и неудовольствия».

Эксперимент по истолкованию форм позволяет нам ориентироваться в следующих областях: лабильность (или устойчивость) аффектов, сила или слабость аффектов, их интенсивность и экстенсивность, контроль над аффектами («овладение ими»), несдержанность, вытеснение или импульсивность. Специфическую окраску аффектов – положительную или отрицательную – можно только частично выявить из получаемых экспериментальных данных. Связан ли коартивный тип с депрессией или он вызывается экстремально напряженной концентрацией внимания? Будет ли дилатированный тип переполняться главным образом чувствами удовольствия или чувствами неудовольствия (раздражительность, аффекты гнева)? Ответы на эти вопросы можно получить не всегда.

Абсолютная величина общего числа цветовых ответов является масштабом лабильности аффектов. А если брать их относительную величину по отношению к Дв-ответам, то мы получим величину лабильности аффектов, проявляющихся в действительной жизни, или величину устойчивости аффектов. Внутри типа переживания Цв-ответы становятся символическими представителями экстратенсивного момента, способности к установлению контактов, способности к эмоциональной адаптации в самом широком смысле, не только к окружающим людям, но и вообще к ситуациям, происходящим в жизни. Тревога, появляющаяся при предъявлении цветных тестовых таблиц, указывает на боязнь аффектов и может проявляться как в форме повышенного сознательного контроля (направленность внимания прежде всего на синие пятна), так и в форме невротического вытеснения (цветовой шок).

То, что включенность цвета в восприятие может являться символическим признаком аффективной возбудимости и раздражительности, пока еще остается чисто эмпирическим фактом, понимание которого еще далеко от того, чтобы удовлетворять строгим критериям логики науки. Единственно, что нами надежно установлено, – это корреляция между тремя феноменами: возбудимостью аффектов, возбудимостью двигательной сферы и количеством цветовых включений в восприятие. Каузальные связи еще только нужно начинать искать. Почему в определенных случаях в воспринимаемую испытуемым картину не включаются цвета? Не снижена ли по отношению к ним восприимчивость? Если это так, то мы могли бы сказать, например, что в определенном смысле все больные эндогенной депрессией отличаются цветовой слепотой. Да они и сами нередко говорят, что видят все в сером цвете, причем не только в переносном смысле, а специально подчеркивая, что цвета перестали быть столь же яркими, как это было прежде. (Маниакальные больные, наоборот, говорят о том, как ярко сияют краски.) И тем не менее между цветовой слепотой и видением всего в мрачных (серых) тонах должно быть существенное различие, иначе все люди с тотальной цветовой слепотой должны были бы считаться людьми, имеющими патологические аффекты; это явно противоречит опыту, но все равно нуждается в проведении более точных исследований. Может быть, несмотря на наличие чувствительности по отношению к цветам, они вытесняются из процесса восприятия. Для невротиков такое явление можно считать доказанным, а часто это бывает и у хорошо контролирующих свои аффекты образованных людей. Существует ли какая-нибудь биологическая, генетическая, анатомическая родственная связь между субстратом чувствительности по отношению к цветам и субстратом аффектов, или же игнорирование цвета является всего-навсего только функциональным явлением, вторичным следствием определенных изменений, происшедших с аффективным субстратом? Скорее всего, верно последнее предположение. Об этом свидетельствуют такие явления, как эндогенная депрессия и мания, а также поведение людей с цветовой слепотой.

Давно уже известно, что между цветом и аффективностью существует тесная взаимосвязь. Мрачно настроенного человека называют «видящим все только в черном цвете», а человека, пребывающего в веселом настроении, – смотрящим на мир через «розовые очки». Цвет траура – черный, а то, что у некоторых народностей могут быть другие цвета траура, говорит лишь о том, что они по-другому относятся к трауру. Веселый праздник немыслим без обилия ярких красок – вспомним хотя бы карнавал. Цвета пробуждают у людей экстратензию, если только их аффективность не отличается абсолютной ригидностью, как, например, это бывает у страдающих эндогенной депрессией или флегматиков. Это подобно воздействию музыки, особенно с навязчивым ритмом, легко приводящим к непроизвольным движениям и отсекающим этим кинестезии. Массовое воздействие экстратенсивных моментов можно легко обнаружить, например, в парадном марше: яркие флаги, громкая маршевая музыка, ходьба под музыку. Для военного человека интроверсивность будет большой помехой. Не случайно военные давно носят яркие мундиры. Возможно, много интересного мы могли бы узнать, проводя соответствующее анкетирование на предмет влияния серой полевой солдатской формы на ментальность военных. Прекрасный пример использования такого пробуждающего экстратензию средства мы видим на больших собраниях Армии спасения генерала Буфа[21]: речи, традиционно произносимые здесь ритмичными фразами, «светская» музыка с легко навязывающимся ритмом, размахивание флагами в такт музыке и в центре всего этого ярко-красный мундир пожилого генерала – вряд ли это похоже на «уход в себя», характерный для противоположного типа переживания! Подобные примеры можно приводить без конца.

Умение сводить цвет и форму в одну единую энграмму нельзя отнести на счет какой-либо простой способности, это интегральная способность, которой необходимо учиться. Господствующее положение занимает энграмма форм. Всем хорошо известно, что совсем небольшое число людей могут назвать цвет глаз своих самых близких родственников; да и абсолютная память на цвет является довольно редким явлением.

В экспериментах обнаружилось, что ФЦв-ответы, в которых видение образа определяется прежде всего его формой (форма – первичный фактор, а цвет – вторичный), символизируют способность к аффективной адаптации (откликаемости), ЦвФ – не способную к адаптации кричащую аффективность, хотя, несмотря на неудачи, она часто к этому стремится, Цв-ответы – импульсивность, которая уже полностью исключает любые возможности адаптации.