Читать книгу "Те, которых не бывает - Нина Семушина"

– А это какой язык? – поинтересовался лингвистически наивный в германских языках Малинин. Ася, судя по её лицу, не то опять завидовала Любе и её харлею, не то опять переживала за Любины права, не то опять предавалась детским воспоминаниям о бабушке, об утраченном времени и каких-нибудь колокольнях Бальбека – в общем, явно пребывала где-то не здесь.

– Не какой, а какие, – ответил за Асю Макс. Он рывком открыл окно и с наслаждением закурил. За окном взревел мотор харлея. Жёлтый луч света прорезал снегопад. Доктор поправил очки, наполовину свесился в окно и, убедившись, что опасность миновала, извлёк из-под стола трёхлитровую банку вишнёвого варенья.

– А что это вы на меня так смотрите? Я никогда и не говорил, что я альтруист.

⁂

На остановке не было никого, кроме почти сливавшейся с сугробом белой фигуры, – зыбкая границы между вечером, когда автобус ещё, может быть, ходит, и ночью, когда его уже точно не будет, давно прошла. Фонарь над остановкой периодически моргал, как будто засыпал на посту.

И всё же одинокая фигура на занесённой снегом остановке чего-то ожидала на краю тротуара. Люба пронеслась мимо, окатив фигуру снегом и грязной кашей из-под колёс, проехала ещё два квартала, выругалась сквозь зубы и лихо развернулась на встречной. 31 декабря, какой ненормальный тут будет по своей воле стоять? Какой ненормальный будет тут по своей воле ездить?

– Автобусы не ходят, – сообщила она, резко затормозив у остановки. – Или вы тут Деда Мороза ждёте?

– Так я сам Дед Мороз, – дружелюбно ответил Любе белый сугроб, больше напоминавший снеговика. – Просто что-то у меня с санями сегодня проблемы.

Люба протёрла очки; высоченный пожилой мужик в белом пуховике, действительно припорошённый снегом по самую макушку, выглядел неожиданно дружелюбно. И ничему не удивлялся.

– Вам в Великий Устюг, поди? – Люба сочувственно скривилась.

– Хуже. – Дед Мороз отряхнулся и оказался действительно бородатым.

– В Закамск, что ли? – догадалась Люба. Окладистая борода, белая и длинная, вызвала у Любы желание подёргать и проверить, не из ваты ли она, и теперь она, серьёзный человек, преподаватель латыни и переводчик с многолетним стажем, боролась с собой.

Дед кивнул. Люба прикинула в уме, сколько бензина осталось в её железном коне, и сделала решительный приглашающий жест. Дед Мороз засунул руку в сугроб и извлёк из него увесистый мешок, который заправским жестом перекинул через плечо.

– Спасибо, внучка, выручила.

– Ну, может, это покроет то, что я весь год плохо себя вела?

Мотор взревел. Ветер свистел в ушах; снегопад усилился настолько, что Люба почти не видела дороги впереди себя. Где-то под ними лениво ворочалась подо льдом Кама, которой наконец не надо было отмахиваться от рыбаков, зачем-то дырявивших её одеяло.

Ехали молча.

«Нет, борода всё-таки не из ваты. Тут что-то другое. Мочалка? Искусственные волосы? Но почему тогда сосульками не замёрзла? Оригинальное всё-таки занятие у мужика. Вот это работа. Это я понимаю».

– Дедушка, а куда в Закамске-то? – своевременно поинтересовалась Люба, когда позади остался инфернально мигающий в темноте новогодней иллюминацией Дворец культуры.

– Да тормози хоть здесь, – раскатисто прозвучал за плечом голос Деда. – У меня в каждом доме дело найдётся. А с некоторыми и на посту…

От неожиданности Люба действительно затормозила – в полуметре от преграждающего ей дорогу полосатого милицейского жезла. Она даже не успела испугаться, зато успела не на шутку разобидеться на Деда. Если он такой зоркий, почему не сказал? Она ж, поди, километров под сто ехала, чёрт возьми, сейчас прав лишат опять. Надо было слушать Энгаус… Вот чёрт. И прямо под Новый год.

– Здравия желаю, Дедушка. – Раскрасневшийся молодой инспектор ДПС сиял, как новогодняя ёлка, и улыбался до ушей, по форме напоминавших ручки кастрюли и предательски торчавших из-под форменной шапки.

– Привет, Володя! Ну ты и вырос! – Дед заключил инспектора в могучие объятия. Люба вжалась в сиденье и решила прикинуться, что её тут нет. Впрочем, у них тут, кажется, семейная мафия. Смешно, когда твой дед работает Дедом Морозом, наверное. Может, он уговорит внука её не штрафовать?..

Любин пассажир бодро соскочил с мотоцикла и углубился в свой огромный мешок, скрывшись в нём почти наполовину. Из мешка донеслось:

– С бабушкой будешь встречать?

– Да не, я дежурю, Дедушка Мороз, – развёл руками инспектор Володя. – Но она ничего, всё понимает. Вроде к ней мама зайдёт, ну и я, как освобожусь. Я гитару ей купил новую, только вот…

Снегопад усиливался. Инспектор Володя перевёл взгляд на Любу. Взгляд этот ничего хорошего не предвещал. Люба молча полезла в карман за правами.

– Струны забыл, знаю, – донеслось из мешка. – Сейчас, погоди.

Когда инспектор ДПС Владимир Козлов как раз закончил выписывать штраф за превышение скорости водителю Любови Толмачёвой, из искрящегося сугроба, в который успел превратиться мешок с подарками, вновь возник Любин бородатый пассажир и протянул Володе аккуратную коробочку, перевязанную зачем-то красной лентой.

– Вот, тут струны бабушке нейлоновые, ну и каподастр, который ты тоже забыл. Ты там под ёлку спрячь как-нибудь, сам знаешь.

– А почему бы вам самому не спрятать? – Порядком замёрзшая и слегка раздражённая Люба мрачно смотрела на Деда из-под своего берета.

– Я не могу. – Доброжелательность Деда, кажется, невозможно было поколебать ничем, но он смутился. Или просто от мороза покраснел? Кто его разберёт… – Она в меня, как бы так сказать помягче… ну… не верит, в общем. Но это ж не повод без подарка сидеть, правильно?

Люба хотела сказать что-то привычно колкое, но почему-то прикусила свой подвешенный, подобно маятнику Фуко, и, видимо, потому сутки напролёт болтавший язык, а щёки у неё покраснели – то ли мороз действительно был достаточно колюч, то ли Любе стало неведомо почему стыдно. Стыдно за то, что она с самого детского сада была яростным противником теории о существовании Деда Мороза. «Нет, ну вы поймите, – каждую зиму втолковывала она малышам из своей детсадовской группы, стоя на горке, как Ленин на броневике. – Вот вы даже ещё не умеете писать, как какой-то там дед узнает о том, чего вы хотите? Бросьте, это мама с папой покупают!» Дети, уяснив, что Дед Мороз – опиум для народа, начинали несмело, но вполне искренне рыдать. Воспитательница ругала Любу. А через год всё повторялось. Потому что… ну не может же он быть настоящим? Что за маскарад вообще!

Люба искоса посмотрела на деда: тот достал из кармана огромную карту, развернул её и что-то бурчал себе под нос, водя длинным пальцем по улицам города, приобретавшим на бумаге вид безликих и одинаковых линий, хотя в реальности каждая из них была целой Вселенной.

– Любовь… Петровна, – инспектор дорожно-патрульной службы Владимир Козлов аккуратно, как к незнакомой собаке, притронулся своей здоровенной ладонью к рулю Любиного мотоцикла, – ведь это у вас… ну, типа… настоящий харлей же, да?