Читать книгу "Граница миров - Кристель Дабо"

– Где моя одежда?

Офелия не нашла своих вещей, которые перед мытьем оставила на скамейке. Вместо них ее там ждали аккуратно сложенные шаровары и туника без рукавов. Центр явно стремился одеть ее так, чтобы она ничего не могла спрятать. У нее конфисковали даже сандалии.

– Мои перчатки! – потребовала она.

Но женщина отрицательно покачала головой. С того момента, как Офелия подписала договор, она ни разу не услышала ее голоса.

– Но вы же прекрасно знаете, что они мне необходимы!

И снова безмолвное отрицание. Офелия ничего не понимала. Что это означает: ей не вернут перчатки или они ей больше не понадобятся?

Она надела шаровары и тунику, морщась всякий раз, как ее руки помимо воли владелицы читали ткань. Перед мысленным взором Офелии возникла темная мастерская в недрах какого-то восточного базара, старая швейная машинка, беспечно насвистывающий красильщик; одно утешение: до нее эти одежки никто не носил.

– Мои очки!

И снова отрицательное покачивание головой. Офелия почувствовала, как у нее участилось дыхание, и заставила себя успокоиться. Она ведь готовилась к тому, что ей будет трудно, – главное, чтобы они не взяли над ней верх.

Скарабей, сидевший на плече женщины, с механическим щелчком раскрыл перед Офелией зеркальце, такое крошечное, что ей удалось разглядеть свое лицо только по частям. Но она хотя бы убедилась, что с ее лба исчез штамп. Фосфоресцирующие чернила смыл душ – видимо, здешняя вода обладала какими-то волшебными свойствами.

– Что дальше?

Женщина учтивым жестом попросила Офелию следовать за ней. Как только она уходила вперед, ее контуры становились размытыми и почти сливались с интерьером. Офелия поняла, что ей придется как можно скорее привыкнуть к ходьбе в этом зыбком окружении, без очков, перчаток и сандалий. Значит, разыгрывать шпионку будет куда труднее, чем она думала, но коли уж Центр действительно намеревался усложнить ей задачу, она ответит ему тем же.

Они долго шагали по бесконечным коридорам, и Офелию поразило, что электрические лампы, все без исключения, потрескивали и мигали у них на пути.

Наконец они вышли на открытый воздух, где утреннее солнце мгновенно высушило волосы Офелии. Нагретые плиты, по которым она шагала, обжигали ей ступни. А женщина вела ее всё дальше, через благоуханные зеленые джунгли, сумрачные галереи и бесконечное количество дверей.

Если Офелия видела окружающий мир в каком-то многоцветном, но расплывчатом мареве, то звуки она различала ясно. Ее слух ловил тут жужжание насекомых, там мерный рокот каких-то станков, а из окна, мимо которого они проходили, вдруг вырвался медный голос трубы. Дальше она услышала детский смех и тревожные расспросы родителей: «Как его успехи?», «Она здесь в безопасности?» – а в ответ мягкие голоса, уверявшие, что «успехи налицо», что «безопасность гарантирована», что и молодежь, и люди постарше наслаждаются жизнью в Центре, как нигде больше, что здешняя классическая программа блестяще доказала свои преимущества, но что каждый пациент, разумеется, свободен и может вернуться домой, когда пожелает.

А что, если тайны Евлалии Дийё скрываются где-то тут, совсем рядом?

Офелия не отводила близорукого взгляда от женщины, чье шелковое сари плавно колыхалось впереди. Ее всё еще мучила тошнота, вызванная чтением экспоната из музея Анимы. Когда, каким образом эта женщина раздобыла его? Генеалогисты оказались правы в одном: Центр намного опередил ее. Но насколько именно? Что они знали о ней, о ее прошлом, о ее свойствах, о ее планах?

«И о Торне», – подумала она, вонзив ногти в ладони, в свои обнаженные ладони без перчаток.

Почти три года, больше тридцати месяцев, Офелия прожила под надзором Настоятельниц, в доме родителей, откуда не могла сделать ни шагу без слежки Докладчицы. Больше тридцати месяцев, в течение которых она запрещала себе разыскивать Торна – из страха перед ними, из боязни выдать его. Какая удача, что Арчибальду удалось проскользнуть сквозь петли этой сети, чтобы вытащить ее оттуда, иначе она до сих пор сидела бы на Аниме. Но что, если она ошиблась? Что, если всё время, проведенное ею на Вавилоне, когда она считала, что ускользнула от Евлалии Дийё, та бдительно следила за ней? Что, если Офелия, сама того не сознавая, привела бы ее к Торну?

На самом деле Офелия понятия не имела, кто реально управляет Наблюдательным центром. Может, это вовсе не Евлалия Дийё. Может, это кто-то другой. Некто хорошо знающий ее, Офелию.

Но кем бы ни был этот некто, известно ли ему, что Торн бежал из тюрьмы? И грозит ли Лорду Генри опасность в стенах Центра, как она грозила предыдущему информатору Генеалогистов? Что, если Офелия попала сюда слишком поздно и они уничтожили его?

Офелия сощурилась: женщина прошла под нарядную арку с выбитыми на ней большими буквами:

НАБЛЮДЕНИЕ

Они вошли в зал с такими ослепительно белыми стенами, что на них было больно смотреть. Офелия не могла различить архитектурные детали, но, судя по холоду гладкого пола под ногами, ее привели в настоящий мраморный дворец. Через высокие окна солнце щедро изливало внутрь яркий свет.

Женщина со скарабеем подошла к людям, сидевшим там рядами; приблизившись, Офелия убедилась, что это весьма почтенное собрание. Фигуры в желтых шелковых одеяниях пристально рассматривали ее через черные пенсне; в руках они держали блокноты. Наблюдатели. Стоять в средоточии их взглядов, под ярким светом, было очень неуютно. Офелия, с ее оголенными руками, босыми ногами и вдобавок всклокоченной шевелюрой, сейчас походила на уличного мальчишку.

Какая-то девушка сказала вполголоса:

– Sir, вы просили разрешения присутствовать на каждом вступительном сеансе и на каждом выпускном. Данная инверсивная пациентка представляет собой несколько необычный случай, и ее отклонение требует альтернативной программы.

Вместо ответа в зале послышалось звонкое тиканье часов. Офелия постаралась скрыть облегчение. Она расслабила напряженные мускулы и медленно разжала палец за пальцем – на ладонях остались ранки от ногтей. Торн здесь! Живой и невредимый! Она запретила себе искать глазами его лицо среди множества других, неясных и незнакомых.

Никто не снизошел до представлений.

Какой-то мужчина усадил Офелию на подобие рояльного табурета, белого и холодного как мрамор, и отрегулировал его высоту так, чтобы ее ноги касались пола. Затем бесцеремонно приложил к ее предплечью штамп, который отпечатал на коже переплетенные буквы «А» и «П». Вот так Офелия сменила один штамп на другой.

Затем этот человек начал ее обмеривать: определил размеры черепа с помощью раздвижного циркуля, а длину правого среднего пальца и левой стопы – с помощью сантиметра. Вокруг стояла мертвая тишина, так что позвякивание циркуля разносилось эхом по всему залу. Мужчина скрывал глаза за черными стеклами пенсне; он не улыбался, но еле заметная морщинка в углу его рта – намек на усмешку – раздражала Офелию. На его плече восседала механическая ящерица.