Читать книгу "Запах смерти - Саймон Бекетт"

Парень застыл посреди дороги, тупо уставившись на возникший словно из ниоткуда автомобиль. Потом выражение его лица изменилось.

– Смотри, куда едешь, ублюдок!

Он собрался лягнуть мою машину, но вспомнил про полицейских, дежуривших у ворот. Боязливо покосившись в их сторону, парень низко опустил голову и поспешил прочь.

Меня этот инцидент тоже выбил из колеи. Во всяком случае, сердце мое, когда я двинулся дальше, колотилось чаще обычного. От журналистов случившееся тоже не укрылось, особенно от тех, кто находился ближе к проезжей части. Ощущая на себе их удивленные взгляды, я поехал не оглядываясь. Меньше всего мне хотелось давать им материал для заголовков статей.

Когда больница исчезла и из зеркальца заднего обзора, я вернулся к размышлениям о том, что произошло у Лолы. Ее соседке явно нравилось делиться слухами о том, что Лолу уволили после гибели находившегося на ее попечении ребенка; впрочем, ничего больше она не знала. Если там вообще, конечно, было что знать: я сам однажды стал жертвой подобных сплетен и понимал, как легко можно очернить человека.

И все же Лола сама сказала, что работала медсестрой. И то, что я вообще не люблю слухов и сплетен, еще не означало, что в них нет доли правды. Это становилось очевидным затруднением, особенно с учетом тех убогих условий, в каких обитали Лола и ее сын. Она изо всех сил старалась ухаживать за ним без посторонней помощи, однако ее стремление к независимости вступало в противоречие со здоровьем сына. Может, я и не врач больше, но своими глазами видел, как живут Лола и Гэри.

В прохладную, стерильную тишину морга я шагнул с облегчением. Здесь я, по крайней мере, контролировал происходящее. Я со вздохом облачился в халат и, отключив звук у мобильника, сунул его во внутренний карман. Обычно, выполняя ответственную работу, я вообще кладу его в ячейку хранения. Но работа мне сегодня предстояла рутинная, и я хотел быть на связи. Понимал, что Уорд непременно потребует от меня отчета.

Я проверил хрупкие кости эмбриона. Даже при том, что мягких тканей на них почти не осталось, для окончательной очистки костям предстояло отмокать еще несколько дней. Впрочем, их обследование обещало стать простой формальностью. Ничто не намекало на то, что мать перенесла физическую или психическую травму, способную оставить след на крошечных костях. Нерожденный ребенок в ее утробе был защищен от того, что перенесла мать в последние часы своей жизни.

По крайней мере, до того, как она умерла.

Все, что я мог сделать для ускорения процесса очистки, – это ежедневно менять воду. Этим я сейчас и занимался. Несколько часов вываривания в слабом растворе чистящего средства эффективно удалило с расчлененных костей остатки тканей и жира. Натянув на руки длинные резиновые перчатки, я перешел к следующему этапу.

Как инженерный объект, кость способна посрамить почти любое рукотворное сооружение. Гладкая наружная поверхность создана из нескольких слоев того, что называется пластинчатой костью, под ней расположена ячеистая структура, известная как губчатая кость. Это помогает кости сохранять жесткость, не увеличиваясь в весе. У длинных костей – например, костей ног или рук – пустотелая центральная часть, или медуллярная полость, заполнена костным мозгом, тканью, ответственной за производство кровяных клеток. В общем, кость – шедевр инженерного дизайна, который, если его разглядывать под микроскопом, откроет вам еще более потрясающий мир.

Я собирался приступить к детальному осмотру позднее, после того, как разложу кости женщины в правильном анатомическом порядке. Однако это не означало, что я не могу выполнить предварительную оценку сейчас. Вынув череп из емкости, в которой он вываривался, я прополоскал его в чистой воде. Теперь он ничем не напоминал то, чем был прежде.

Разумеется, основу нашего тела составляют кости, но характерные черты нашим лицам придают все-таки кожа и мышцы. Лишенный их череп представляет собой лишь белую штуковину из кальция.

Весьма, впрочем, полезную.

Угловатая форма черепа вкупе с узким носом, высоко посаженной переносицей и относительно маленькой челюстью позволяла предположить принадлежность к европеоидной расе. Притом что заключение это не окончательное, оно могло помочь Уорд в поисках по базе данных. Общее состояние зубов молодой женщины я уже знал по результатам вскрытия, и это давало мне представление о ее возрасте и образе жизни. Теперь же меня больше интересовали особенности прикуса: верхняя челюсть не сильно, но все же выступала вперед по сравнению с нижней. При жизни это вполне могло быть заметно, что тоже помогло бы с идентификацией.

Положив череп сохнуть в вытяжной шкаф, я начал вынимать остальные кости из варочного сосуда и прополаскивать. Мне не терпелось внимательнее посмотреть на округлую головку правой плечевой кости и соответствующее гнездо правой лопатки – проверить, не привел ли вывих к повреждениям, которых мы не увидели на рентгеновских снимках. Повреждений не обнаружилось. Обе кости были в хорошем состоянии. Если вывих стал результатом неаккуратного обращения с мумифицированным телом при перемещении, никакого вреда мягким тканям и самому суставу он не причинил бы. И хотя опять-таки я не мог утверждать этого со стопроцентной уверенностью, это могло служить еще одним свидетельством того, что молодая женщина получила травму при жизни.

Однако совершенно не обязательно задолго до смерти.

Продолжая промывать и выкладывать очищенные кости для просушки, я находил все новые подтверждения своим первым предположениям насчет возраста жертвы. Лобковый симфиз – часть лобковой кости, которая с возрастом превращается из угловатой в плоскую, – свидетельствовал о том, что ее обладательнице не исполнилось еще двадцати лет. Это же подтверждали и бедренные кости. В детстве верхнее окончание бедренной кости покрыто толстым слоем хрящей. По мере взросления он твердеет, костенея и постепенно срастаясь с остовом бедренной кости. Этот процесс известен как эпифизарный союз, и поначалу стык двух поверхностей хорошо заметен. Однако вскоре он сглаживается и годам к двадцати пяти исчезает окончательно. В данном случае он еще проглядывался, но слабо. Опять-таки конец грудных ребер был скругленный, а не граненый, каким он становится в зрелом возрасте. Все вместе это свидетельствовало о том, что жертве исполнилось максимум двадцать пять лет. Скорее всего, даже меньше – с учетом того, что у нее прорезались не все зубы мудрости.

Телефон завибрировал, когда я укладывал в вытяжной шкаф последнее ребро. Стянув перчатки, я вышел из смотровой. Телефон затих прежде, чем я успел достать его из-под халата. Я догадывался, кто мог мне звонить, увидев имя на дисплее, и невольно поежился.

Уорд.

Я нашел в коридоре уголок поукромнее и позвонил ей. Она откликнулась сразу же.

– Я пропустил звонок… – начал я.

– Секунду. – Я услышал, как Уорд общается с кем-то, а потом она снова произнесла в микрофон: – Что вы сказали Адаму Одуйе вчера вечером?

Я не стал вдаваться в детали уже отправленного голосового сообщения – суть его сводилась к тому, что вечером после собрания я имел разговор с активистом. Я не надеялся, что это понравится Уорд, но тон ее сейчас был слишком резкий, обвиняющий.