Читать книгу "Смотри: прилетели ласточки - Яна Жемойтелите"

– Нет, вы удивительно пунктуальны, это я обычно заранее прихожу. Я заказал вам кофе американо.

– Откуда вы узнали, что американо?

– Разведка доложила, – Виктор явно рисовался, и ей стало немного противно. Не оттого, собственно, что он рисовался, а более от себя самой. Зачем она вырядилась в это зеленое платье и ярко накрасила губы, изображая гламурную особу? Гламур, как она давно уже сформулировала для себя, – это чистая форма, без намека на какое-либо содержание. А Виктор наверняка озаботился содержанием информационного холдинга и ее литературного блога, и за это одно ей хотелось потрепать его по голове, как несмышленого мальчишку, потому что не стоило совать нос в литературу из чистого любопытства; другое дело, если писать становится естественным состоянием, вот как дышать…

Из глубины зала доносились взрывы хохота, быстро вспыхивающие и угасающие. Она подумала, что уже давно не умеет вот так смеяться, потому что в конце концов жизнь все равно обманывает. И опять почему-то полезло навязчивое воспоминание, как она мелет кофе в зеленом халате того же оттенка, что и ее нынешнее платье. Похоже, она так и осталась лягушкой. Жабой, которая пыжилась изо всех сил, раздувая собственную значимость.

– Так где вы сейчас работаете? – она задала Виктору для затравки нейтральный вопрос.

– До последнего времени в юридической фирме «Флюгер»…

– Название отражает суть? – она искренне рассмеялась.

– В смысле? – он не уловил иронии.

– Флюгер поворачивается, куда ветер дунет, так и наши законы… Знаете, такая пословица есть: закон что дышло…

– У вас очень красивые руки, – неожиданно сказал Виктор, и реплика его скорей ошеломила, чем польстила.

С рассеянным видом она надорвала пакетик с сахаром, чтобы высыпать в чашку, и уже почти придумала, что ответить, однако зазвонил мобильник, и она, извинившись, суетливо нашарила его в сумке. Звонил Саша-Сократ. Он говорил что-то совсем непонятное, что никто не возьмется писать некролог, потому что все равно никто не сделает это лучше нее, и надо бы уже к завтрашнему утру отправить в редакцию, потому что похороны назначены на среду скоропалительно: магнитные бури, неожиданно много покойников, морг переполнен, резать не успевают…

– Какие еще магнитные бури? Да что такое случилось? – она почти прокричала в трубку сквозь очередной взрыв дурацкого хохота.

– Так ты ничего не знаешь? – долетел до нее приглушенный голос. – Умер Вадим Сопун.

– Как умер? Он же только сегодня в литблоге… – она замолчала, не договорив.

– Сегодня умер, около четырех часов. Дочка пришла домой, он не открывал, не отвечал на звонки, а через окно было видно, что он сидит за компьютером, уронив голову на стол, – Саша-Сократ еще что-то такое рассказывал, но она плохо понимала. Наконец он напомнил написать к утру некролог и заключил: – Материальную помощь выделит министерство культуры.

Она ощутила, как кровь схлынула с лица, и мгновенно стало немного холодно. Она сидела неподвижно в этом своем радостно-зеленом платье и думала: «Странно, наверно, я выгляжу». Ей никак не удавалось поверить в кошмар случившегося, что Вадим Сопун сейчас в морге, его режут сейчас – когда она сидит в кафе в дурацком зеленом платье и строит из себя светскую львицу. Потом внезапно горячей волной нахлынула нежность, как будто Вадим был ее братом, захотелось взять в ладони его лицо и поцеловать, прощаясь навсегда.

– Вадим Сопун умер, – сказала она, услышав себя как бы со стороны. В следующий момент потоком хлынули теплые едкие слезы. Она плакала безутешно, как маленькая девочка, размазывая слезы по лицу. Виктор суетился вокруг нее, поил водой, официанты порхали вокруг, как перепуганные воробьи. Потом он, наверное, вызвал такси. Во всяком случае, когда она вышла из кафе, пошатываясь на своих каблуках, машина уже ждала.

– Проводить вас домой, Надежда Эдуардовна? – спросил Виктор.

– Нет, не беспокойтесь, я сама…

Ее охватило ощущение впустую прожитой жизни и еще какой-то громадной вселенской несправедливости. «Смотри, прилетели ласточки», – на поверхность сознания выдернулась странная, ничего не значащая фраза, сказанная голосом Вадима. Какие ласточки? Неужели все навсегда кончилось? А ей-то казалось, что самое главное еще впереди, что с ними непременно должно случиться что-то очень хорошее. Да как он посмел умереть, бросить ее в одиночестве, так и не сказав ей самого главного? Или уже сказал, а она не заметила? Она не заметила, как мимо нее пролетела его несуразная, скомканная жизнь. Как же она могла его ненавидеть, но никогда, никогда он не оставлял ее равнодушной. Может быть, это и называется любовью?

Ей пятьдесят раз за день пришлось выслушивать одни и те же вопросы о жизни с Сопуном, о причинах развода с Сопуном, о любви с Сопуном и даже о сексе с Сопуном. О сексе она не могла рассказать ничего, потому что и не помнила ничего, кроме простыней в цветочек, которые лично купила к свадьбе; все остальное стерла без следа и жалости рука забвения или, в худшем случае, вытеснила в бессознательное, как говорят психоаналитики. Почему? Да черт его знает. На похоронах к ней пристала окололитературная дамочка с пошлыми вопросами о свадебном платье, медовом месяце и о том, почему у них не случилось детей, хотя юные девушки сразу же стремятся забеременеть, или, может быть, Наденька боялась испортить фигуру? У нее было стройное тело?.. Саша-Сократ никак не мог успокоиться по тому поводу, какой она написала хороший некролог: редко кому пишут так нестандартно. Наденьке очень хотелось сказать, что она с удовольствием напишет некрологи всем присутствующим, и в этот момент уловила какой-то тихий скрытый смешок, хотя ничего такого просто быть не могло, как будто это усмехнулся сам Сопун. Он лежал в гробу с чуть перекошенным ртом, может быть, поэтому ей так почудилось. И она неожиданно улыбнулась в ответ.

Вокруг нее то и дело крутился Виктор, как мальчик-паж, отгоняющий назойливых журналистов: «Вы разве не понимаете, что ваши вопросы неуместны? Оставьте в покое Надежду Эдуардовну!» Его суетливая активность казалась ей совершенно фальшивой, и в этом он, безусловно, уступал хаму и грубияну Сопуну, потому что Вадим часто бывал неправым, но всегда искренним.

Перед тем как гроб, обитый простым красным сукном, вынесли и положили в катафалк, к ней подошел какой-то человек в черном плаще, наглухо застегнутом до самого подбородка. Для богемы он был слишком хорошо одет и слишком аккуратно подстрижен. Представился нотариусом Бочкаревым, старым знакомым Вадима Сопуна, протянул ей визитную карточку и попросил непременно позвонить через несколько дней, когда улягутся страсти. Зачем? Чтобы уладить юридические формальности. Она поняла так, что у Вадима не осталось близких родственников, кроме несовершеннолетней дочки, которую пока отправили на попечение тетки по линии матери… Жаль девочку, жаль. Девочку было даже больше жаль, чем Вадима. Потому что Вадим уже умер, и ему не было больно, а девочке придется жить дальше с воспоминанием о папе, который не открыл ей дверь. Какая страшная сказка: папа сидит за столом, девочка стучит в окно, а он не хочет ей открывать!