Читать книгу "Мировой беспорядок - Ричард Хаас"

Принятие более скромных целей вполне могло отражать нежелание американской администрации прибегать к военной силе. Возможно, оно также отражало бытовавшую в некоторых кругах надежду на то, что дипломатическое урегулирование проблемы ядерной программы позволит наладить более широкое сотрудничество между Соединенными Штатами Америки и Ираном и сделает Иран более умеренным. Узнать, насколько обоснованна такая надежда, нам вряд ли суждено; зато точно известно, что дипломатические усилия завершились подписанием летом 2015 года «совместного и всеобъемлющего плана действий». Этот план подписали США, четыре других постоянных члена Совета безопасности ООН, Германия и сам Иран; соглашение освобождало Иран от давления экономических санкций и предоставляло доступ к международным капиталам в обмен на готовность на протяжении десяти лет значительно ограничивать использование центрифуг и в течение пятнадцати лет не превышать тот малый запас обогащенного урана, которым Ирану все же разрешили обладать[99]. Эти ограничения и последующие инспекции принесли желаемый результат, заметно увеличив вероятный срок уведомления мира (приблизительно с нескольких месяцев до года на протяжении тех полутора десятилетий, пока остаются в силе основные ограничения) на случай, если Иран решит нарушить договор и попытается заполучить ядерное оружие.

Иран также согласился на более тщательные международные инспекции, призванные гарантировать, что он исправно выполняет свои обязательства по соглашению. В результате сложилась более стабильная ситуация в краткосрочной перспективе, и мир приобрел достаточно высокую степень уверенности в том, что касается иранской ядерной программы на ближайшие пятнадцать лет и ее мирных целей. Однако эта уверенность была достигнута дорогой ценой, ведь Ирану предоставили доступ к мировым финансовым ресурсам, причем в таком масштабе (по разным оценкам, от 50 до 100 миллиардов долларов), который обеспечил ему гораздо больше возможностей проводить агрессивную региональную внешнюю политику. Помимо того, Иран сохранил шансы ускоренной разработки обширного ядерного потенциала за короткий срок по истечении десяти (в случае центрифуг) и пятнадцати (в случае обогащенного урана) лет. К тому времени у международного сообщества останется лишь согласие Ирана на придирчивые инспекции и соблюдение обязательств по ДНЯО. Как будет показано далее, это соглашение также способствовало возникновению крупной дипломатической проблемы: как разубедить ряд влиятельных соседей Ирана в нежелательности следования его примеру и отсутствии необходимости разрабатывать собственные программы создания ядерного оружия.

По крайней мере, четыре, а возможно, и все пять перечисленных случаев (Израиль, Индия, Северная Корея, Пакистан и Иран) ознаменовали собой частичную эрозию якобы всеобщего стремления к нераспространению ядерного оружия. Я упоминаю об этом отнюдь не из желания раскритиковать американскую внешнюю политику последних десятилетий. Степень влияния США на происходящее сдерживалась как стремлением конкретной страны к достижению своих целей в ядерной сфере, так и ее сопротивлением давлению со стороны США. Также следует принимать во внимание действия правительств других стран, которые не разделяли американские устремления и приоритеты. Влияние – вовсе не то же самое, что контроль, особенно когда оно сталкивается с националистическим взглядом на мир, когда ядерное оружие воспринимается как экзистенциальная потребность, а не как политический выбор (последний вариант обусловил в свое время присоединение Америки к ДНЯО).

Кроме того, все пять случаев определялись конкретными политическими реалиями. Интерес противодействию распространения ядерного оружия сочетался с иными интересами – например, с желанием обеспечить безопасность союзнику уникальной, если угодно, экологической природы (Израиль) или избежать войны, которой Соединенные Штаты Америки и два их ближайших союзника отчаянно не хотели (Северная Корея); с желанием наладить отношения с крупной развивающейся страной (Индия); укрепить сотрудничество с важным партнером в противостоянии с СССР (Пакистан) или не допустить конфликта, чреватого непредсказуемыми последствиями (Иран).

* * *

Норму, запрещающую распространение ядерного оружия, также ослабили в практическом отношении те решения, которые принимались отдельными странами, и совокупный результат получился неожиданным. Причем то обстоятельство, что к этому результату не стремились, не делает его менее значимым. Вскоре после обретения независимости в начале 1990-х годов Украина добровольно отказалась от ядерного оружия по настоянию США. Два десятилетия спустя часть территории Украины была захвачена силами, которые поддерживала Россия; страна лишилась Крыма и фактически утратила контроль над своими восточными областями. Ирак, в свою очередь, был вынужден отказаться от собственной программы разработки ядерного оружия после войны в Персидском заливе (1991); чуть более десятилетия спустя в страну вторглись американцы и свергли правительство Саддама Хусейна. Третьим примером можно считать Ливию, которую с 2003 года восхваляли как страну, которая после многолетнего серьезного международного давления отказалась от своей ядерной программы и согласилась на тщательные инспекции. Менее чем через десять лет в Ливию вторглись силы американо-европейской коалиции, и правительство Муаммара Каддафи пало. Между тем северокорейский режим благополучно продолжает существовать – по всей видимости, его ликвидации препятствует именно обладание ядерным оружием. Все это служит наглядным уроком: ядерное оружие способно защитить страну от иностранного вмешательства, а его отсутствие повышает вероятность нападения извне и свержения правительства. Не будет преувеличением предположить, что этот урок выучили и Северная Корея, и Иран.[100]

Существует также международная норма (наряду с официальными конвенциями и договорами, подписанными большинством – но не всеми – правительствами) о запрете производства, обладания и применения химического и биологического оружия. Эта норма действует на так называемой кооперативной основе – правительства соглашаются придерживаться той или иной политики, отчитываются о соответствующей деятельности и, в случае Конвенции по химическому оружию, принимают инспекторов, проверяющих те объекты, которые заявляются как актуальные. Тут стоит уделить внимание позиции сирийского правительства в отношении использования химического оружия в годы гражданской войны. Предотвращение распространения химического оружия практически невозможно, поскольку большинство стран способны производить его по своему усмотрению. Кроме того, вряд ли возможно определить, производится такое оружие или нет, поскольку его производство мало чем отличается (или вообще ничем не отличается) от нормальной промышленной деятельности. Никакие инспекции, сколь угодно тщательные и всеобъемлющие, не позволят обнаружить производство или хранение химического оружия. Когда речь заходит о химическом оружии, важно строго и последовательно препятствовать его применению, каковое, в отличие от производства и обладания таким оружием, обычно возможно удостоверить. Применение этого оружия можно сдерживать угрозой санкций и фактическим введением санкций, если политика сдерживания себя не оправдала. Меры наказания могут охватывать суровые санкции, возбуждение дел о военных преступлениях и военные действия значительного масштаба, причем цели военной интервенции варьируются от причинения урона до изменения хода продолжающегося конфликта и до свержения режима, который использует химическое оружие. Цель действия после применения оружия состоит в том, чтобы отбить у того или иного правительства охоту прибегать к подобному оружию, а также в том, чтобы создать прецедент, который помешает другим последовать примеру этого правительства.