Читать книгу "Парадокс Апостола - Вера Арье"

После вынужденной ликвидации Тли он пережил сильнейший внутренний сдвиг, заставивший его посмотреть на мир другими глазами. Почему именно этот случай, один в ряду многих других, так его потряс, Троян долго не мог разобраться. Потому ли, что после десяти долгих лет намеренной самоизоляции он встретил человека, напомнившего ему, что ни один из эпизодов его преступной жизни не получится сокрыть, что прошлое и настоящее неразделимы? Или же потому, что человек этот оказался единственным живым звеном, связывающим его с реальным миром…

Единственным, кто был его, Павла, существованию хоть немного рад.

Но так или иначе пощадить его не получилось…

Конечно, поездка на Афон не обратила его к Богу, но приоткрыла окно, через которое в его душу начал струиться свет.

Афонский пасечник, похоже, свое дело знал: вербовать Павла в ряды верующих не стал, но вывел-таки его на правильный путь. Правда, сначала к добровольно возложенной на себя миссии Троян относился прагматично: круглая сумма отчислений в благотворительный фонд «Надежда Греции» казалась ему справедливой мерой искупления содеянных грехов до тех пор, пока судьба не привела его на одно из заседаний попечительского совета, которых он до этого так усердно избегал.

Председательствовала там невысокая женщина с покатыми плечами, укутанная в скользкий шелк персидской шали. Из-под тщательно подкрашенных бровей на Павла смотрели умные глаза. От них, казалось, не укрылась та неловкость, с которой он погрузился в казенное кресло. На повестке дня стояли привычные вопросы: об утверждении, о формировании, о назначении, о распределении… К обеду должны были свернуться, но тут глава совета внесла поправку к утвержденной программе.

— И последнее на сегодня: Центр временного содержания несовершеннолетних преступников в Авлоне просит содействия фонда в финансировании нескольких проектов. Для этого нам потребуется привлечь дополнительные источники.

— А о чем конкретно идет речь? Поддержка правонарушителей никогда не была нашей прерогативой, — отреагировал мужчина с вислыми усами.

— В тюрьме содержатся четыреста мальчиков-подростков в возрасте от четырнадцати до двадцати лет, и большинство из них — дети из семей иммигрантов, греков почти нет. Многие не владеют языком, испытывают трудности с адаптацией и живут в чудовищных условиях.

— Ну так пусть Фонд защиты прав человека ими займется! Албанцы, африканцы всякие, поляки, русские — весь этот криминальный элемент не наша головная боль. — Вислоусый брезгливо скривился.

— Они по-своему тоже брошенные дети. Отрезанные от семьи и не имеющие в будущем никаких шансов влиться в общество. — Председатель явно нервничала, но не сдавалась. — Нас на этом этапе просят помочь элементарными вещами: профинансировать создание библиотеки, футбольного поля и установку вентиляторов в помещениях общего пользования…

Попечители равнодушно зевали, изнывая от желания покинуть зал, поэтому охотно согласились с предложением вернуться к этой теме в следующем месяце.

Через сутки Павел набрал номер телефона главы совета и попросил передать ему копию запроса из ювенального центра Авлона. И уже через несколько часов он держал документы в руках.

Так называемый Центр временного содержания, находившийся в пятидесяти километрах к северу от Афин, представлял собой настоящую воспитательную колонию для малолетних преступников. В ней пребывали только мальчики, попавшие туда в основном за мелкие преступления — кражи, вымогательство, торговлю наркотиками, угон автомобилей. При колонии были своя школа и даже колледж. Дети, преступившие букву закона, были материалом пластичным и легко трансформируемым. В прошлом году несколько учеников победили в национальной математической олимпиаде, еще четверо стали финалистами художественного конкурса. Декан факультета изобразительных искусств Афинского университета даже выделил грант для талантливых «воспитанников». По его же инициативе на территорию колонии было доставлено несколько ящиков с аэрозольными красками и маркерами. И всего за две недели серые бетонные стены, окружающие ее внутренний двор, превратились в яркое эпическое полотно: оседлав высокую курчавую волну, Тупак Шакур, Боб Марли и Эрнесто Че Гевара мчали к берегам утопически прекрасного города, в котором их, бывших заключенных, никто не ждал. Импровизированную «Гернику» венчали карикатурно-синее греческое небо и тугая спираль колючей проволоки.

Однако помощь частных спонсоров не восполняла нужд насущных. Уже который год колония в Авлоне, субсидировавшаяся государством, не получала необходимого обеспечения. Пролистывая документ страница за страницей, Троян ловил себя на мысли, что Греция в этом вопросе шагнула не дальше его родной страны. Немногочисленные волонтеры собирали для Центра с миру по нитке буквально все: от туалетной бумаги и средств личной гигиены до постельного белья. Колония, рассчитанная на триста мест, вмещала около четырехсот воспитанников, которые вынуждены были ютиться в тесных камерах с микроскопическими окнами и без вентиляции. У «малолетки» не было средств на закупку учебников, не говоря уже о полноценной библиотеке. Ситуация усугублялась тем, что больше половины заключенных были детьми иммигрантов, не получившими начального образования, не умеющими толком писать и читать даже на родном языке. Греческим среди них не владел почти никто. Отчаявшись добиться помощи со стороны всевозможных министерств и уполномоченных органов, директор Центра обратился в знаменитый фонд с просьбой помочь с финансированием хотя бы нескольких жизненно важных проектов.

До сих пор свою благотворительную деятельность Троян воспринимал как «налог на совесть», отрабатывал, в каком-то смысле, индульгенцию. К тому же за этим стоял интерес вполне практического характера: вся сумма пожертвований возмещалась государством в момент уплаты налогов. Наживаться на благотворительности, искусственно завышая цифру отчислений, среди местных «филантропов» было делом общепринятым, и Павел подобными манипуляциями тоже не брезговал. Однако тонкая стопка бумаг под грифом «Авлона» вызвала в нем неожиданный интерес, впервые породив искреннее желание посодействовать, а не откупиться. Сделать это было несложно: за двенадцать лет его маленький винный бизнес перерос в предприятие, приносившее солидный доход, который позволял занять высокое положение в греческом обществе. Бизнесмену Адонису Влахосу, обладавшему обширными связями, достаточно было надавить на несколько рычагов, чтобы в фонд поступили значительные средства, которых бы Центру хватило на несколько лет. Как показалось Павлу, в небесной канцелярии оценили этот жест, «воздавая каждому по делам его»: вскорости принадлежащий ему алкогольный концерн получил звание «Почетный благотворитель Греции».

* * *

Февраль в Афинах переносился всегда с большим трудом. Возможно, потому что безо всяких исключений был самым дождливым месяцем в году, напоминавшим о тех местах, откуда он родом. Раскисать себе Павел не позволял, брал билет и улетал куда подальше, чтобы не щемило. Но в этот раз дела не отпускали, вот и проживал конец зимы то с газетой, то с бутылкой, то на беговой дорожке. Дома оставаться он не любил, пустота нестерпимо угнетала. Однажды, отпахав два часа на тренировке, заскочил по старой памяти в тир, а потом, когда дробь дождя по крыше поутихла, спортивно потрусил по привычному маршруту — от гавани Палео Фалиро к гольф-клубу Глифады по ровной асфальтированной набережной, скупо оформленной низкорослыми пальмами.