Читать книгу "Утерянное Евангелие. Книга 1 - Константин Стогний"

— Он заплатил пятьсот драхм, — сознался иудей.

— Двухлетний заработок?! — поразилась Юнона.

— Для его отца это было не очень много, — икнув, сказал Луций. — Сущие пустяки… ки…

У Луция перехватило дыхание, и он, схватив чашу с вином, которую ему уже наполнила Юнона, принялся шумно пить, громко глотая. Шаул же, который не сильно налегал на дар лозы и оттого был гораздо трезвее хозяина дома, продолжал любоваться красавицей Юноной, которая готовила очередную смену блюд на столе. Девушка была прекрасна. Льняная туника с золотым поясом подчеркивала правильные формы ее тела. В широких проемах одежды угадывались остроконечные девичьи груди… Высокая и статная, Юнона была совершенно не похожа на своего тучного краснолицего брата.

— Никогда бы не подумал, что ты — сестра Луция.

— А я никогда бы не подумала, что вы — раввин, — засмеялась девушка.

Их глаза нашли друг друга, и девушка отвела взгляд, в очередной раз залившись румянцем. Крепкий, смуглый тридцатилетний иудей мог бы вскружить голову любой девушке Иерусалима.

— Ну, что ты?! — влез в разговор Луций, обращаясь к сестре. — Он не только раввин, но и настоящий торговец! Вот послушай! Ты знаешь, что в Храме все время забивают ягнят?..

— Да, — удивилась Юнона. — Для жертвоприношений, но при чем тут?..

— …Подожди, — продолжал легионер. — Не перебивай старших. Так вот! Только на Пасху, за один день, забивают двадцать тысяч ягнят! Шкуры идут на палатки! Для римских солдат, для храмовой стражи, для армии Ирода. И всем заправляет палаточник Шаул! Вот!

Раввин при этом лишь скромно улыбнулся.

— Шить палатки я научился еще в мастерской отца…

Шаул сам не понимал, для чего он все это рассказывает, но продолжил:

— Потом это умение помогло мне зарабатывать средства на пропитание собственным трудом… Потом я стал воином, потом раввином… Но шкуры все равно не забыл.

— Так это же замечательно! — воскликнула девушка.

— Видишь, — обратился уже к Шаулу начальник римской стражи. — Девушкам по вкусу дельцы, а не скромные раввины.

— Откуда ты знаешь, что по вкусу девушкам? — заявила Юнона и подлила гостю вина.

— Это еще не все, — не унимался Луций. — Шаул сделал так, что первосвященник назначил его Главным дознавателем, а эта должность даже выше, чем начальник храмовой стражи.

— Луций… — попытался пресечь пьяную речь раввин.

— И теперь он разъезжает по Иерусалиму с римским мечом, а за ним следует повсюду отряд потных римских солдат! — с этими словами Луций расхохотался и указал на себя.

Еще через несколько минут Луций уже клевал носом, беспрестанно что-то бормоча.

— Так, кажется, ему пора отдыхать, — заметил Шаул.

— Не сметь трогать начальника стражи Храма!.. Начальника Храма стражи!.. Начальника! — пьяно взревел Луций на рабов, которые пришли, чтобы отнести его в комнату для отдыха. Видимо, им это было не впервой. Римлянин уже не видел перед собой никого и ничего.

— Ты не понимаешь, Юнона! Он богат! Он сказочно богат!.. — кричал Луций уже где-то за пределами комнаты с застольем. А римская красавица и молодой иудейский раввин молча стояли, глядя друг другу в глаза. Грудь Шаула вздымалась, он дышал часто и прерывисто… Затем, не сказав ни слова, повернулся и поспешно вышел.

* * *

— Не шевелись, Агарь, — предупредил двадцатипятилетний бородач свою жену, выставив вперед руку и как бы останавливая ее. Полосатый халат мужчины моментально взмок от ужаса, и по спине потекли неприятные струи пота.

Его жена в сером льняном хитоне стояла вытянувшись, как струна, в руках грабителя, который левой рукой зажимал ей рот, а правой держал огромный обоюдоострый кинжал у тоненькой шеи. Разбойник вжался спиной в стену в узком темном переулке, и молодая женщина практически лежала на нем. Полуживая от испуга горожанка, не видя напавшего на нее бандита, лишь чувствовала губами и носом его грязные вонючие пальцы. Приступ тошноты подступал к горлу.

Муж Агарь сам был в точно таком же положении: он стоял спиной к еще одному разбойнику, державшему остро наточенный клинок у его горла. Третий грабитель копошился в корзине с пожитками молодой семьи.

— Не шевелись, не шевелись, Агарь, нет!

— Шимон! — наконец превозмогая сухость в горле, воскликнула молодая женщина.

Ей все не верилось, что это действительно происходило с ними. Двое суток они добирались из Вифсаиды в Иерусалим — голодные и разбитые усталостью… и теперь их грабят средь бела дня в темном проулке между главными улицами!

— А ну, стоять! — вдруг услышал незнакомый голос грабитель, который копошился в корзинах, навьюченных на пару маленьких осликов. Негодяй на мгновенье замер и повернул голову туда, откуда услышал окрик. На выходе из проулка он увидел высокого мужчину в одежде простолюдина.

— Стоять, я сказал! — повторил он.

Бандит усмехнулся и продолжил свое черное дело.

Шаул — а это был именно он — совсем забыл, что утром, выезжая в склеп Иосифа Арифматрейского, он специально оделся попроще, чтобы не привлекать к себе внимания ненужных глаз. Поэтому его непримечательная туника не произвела на трущобных бандитов должного впечатления. Более того, разбойник, державший кинжал у горла Агарь, оттолкнул молодую женщину и кинулся на раввина. Налетчика не остановило даже то, что в руках у «простолюдина» появился короткий римский меч.

Замах ножа… и в ту же секунду Шаул вдруг почувствовал нежелание убивать. Такое с ним было впервые. Еще мгновение назад он был готов выпустить негодяю кишки, что для него, человека с богатейшим опытом поединков, было пустяком. А теперь… он даже не поднял свой меч, а просто ударил нападающего ногой в коленную чашечку. Нога преступника хрустнула, и он грохнулся на каменный тротуар улицы, подняв дикий крик.

В этот момент потрошитель корзинок понял, что дело добром для него не кончится и, бросив все и проскользнув мимо Шаула, пустился наутек по центральной улице Иерусалима.

Никем не удерживаемая молодая женщина замерла, как будто превратилась в жену Лота, оглянувшуюся на горящий Содом.

— Агарь, беги! — призвал Шимон, натыкаясь кадыком на кинжал третьего грабителя.

Агарь не пошевелилась. Она беззвучно плакала, запрокинув лицо.

Шаул спокойно прошел мимо корчившегося от боли разбойника и двинулся в сторону женщины.

— Беги, Агарь, беги, — громко настаивал Шимон.

Но что за беда! Агарь была из числа тех жен, которые никогда не послушают мужа в момент опасности, сделают все наоборот, все испортят и обвинят во всем самого мужа — если он, конечно, останется в живых.

За остолбеневшей женой и за осликами с корзинами Шимону было сложно рассмотреть, как там развиваются события. Лишь громкий крик одного из налетчиков давал понять, что происходит что-то страшное.