Читать книгу "Счастливый мозг. Как работает мозг и откуда берется счастье - Дин Бернетт"

Есть еще один фактор, который соединяет социальные взаимодействия с интеллектом – репродуктивная стратегия. Большинство животных склонны к промискуитету, для чего особого интеллекта не требуется. Тут все дело в узнавании («Смотри, сексуально привлекательная самка!»), фертильном цикле («И у нее течка!») и доступности («Интересно, этот мрачный самец, который стоит рядом, позволит мне с ней спариться?»). Этот процесс больше зависит от феромонов и возможностей, чем от мышления.

А вот парные узы – природный эквивалент моногамии{162} – требует серьезного осмысления, о чем знает каждый, кто хоть раз забывал о годовщине свадьбы. В таком союзе нужно учитывать все потребности и особенности поведения партнера. Это сложная социальная группа, состоящая из двух членов. Многие млекопитающие и птицы демонстрируют корреляцию между увеличенным размером мозга и интеллектом и склонностью к формированию парных союзов на всю жизнь{163}. В целом моногамные животные разумнее, потому что им необходимо быть такими.

Кроме того, виды, формирующие парные союзы, обладают специальными неврологическими системами, которые поощряют и вознаграждают такое поведение, так что повышенный интеллект необязателен на все 100 процентов. Окситоцин и вазопрессин (еще один так называемый «гормон счастья») играют важную роль в способности мозга создавать «узы» с одним конкретным партнером. Чувственные ключи, связанные с ним (лицо, форма тела, запах и т. п.), запускают выработку этих веществ, которые, в свою очередь, возбуждают соответствующие рецепторы в мезолимбической системе вознаграждения с помощью дофамина и других нейропептидов. Это сложный, многоступенчатый процесс, который означает, что постоянный партнер ассоциируется с наградой, удовольствием, со… счастьем?

Эта система была разработана на основе наблюдений за мышами, хотя есть свидетельства, что сходные неврологические процессы происходят и в мозге более сложных млекопитающих, в частности приматов{164}. Но если ваш вид достаточно умен и живет дольше года, как это происходит у мышей, то развитый интеллект понадобится вам для формирования парного союза. У многих животных парный союз связан с увеличением размера мозга.

Многие полагают, что переход человека к моногамии стал ключевым шагом нашего интеллектуального развития. По крайней мере одна теория утверждает, что у людей (и других приматов) неврологические механизмы, поддерживающие парный союз, неким образом «отключены» от репродуктивного процесса{165}. Это означает, что мы можем формировать долгие, эмоционально позитивные узы со множеством индивидуумов, а не только с репродуктивными партнерами. У человека сформировалось понятие «друзей». А если длительная связь с одним индивидуумом требует большого мозга, то что произойдет, если такие связи сформируются у нас с несколькими людьми? С десятками? С сотнями? Мозг должен увеличиться еще больше. Исследования приматов показали, что размер типичной социальной группы напрямую связан с размером мозга и интеллектом{166}.

Однако, какими бы умными ни были наши кузены-приматы, мы, люди, намного умнее. Почему? Это объясняет уже упомянутая экологическая модель доминантно-социальной конкуренции. Она утверждает, что человеческие социальные группы добились такого успеха, что обычное экологическое давление, которое движет эволюцию, к ним более неприменимо. Если вы являетесь частью человеческого сообщества, то вы защищены от хищников, обеспечены пищей и у вас есть возможность найти себе партнера. Поэтому успех в окружающей среде становится менее важен, чем успех в сообществе. Выживание сильнейшего теперь означает выживание самого симпатичного и дружелюбного, способного помочь группе идеями и инновациями типа орудий труда и сельского хозяйства. Именно те, кто добивается такого успеха, получают возможность распространять свои гены. Но все это требует большого интеллекта. Прошло несколько сотен тысяч лет, и появились мы.

Таким образом, благодаря эволюции социальность глубоко укоренилась в нашем мышлении, нашем сознании, в нашей ДНК!{167} Это видно даже при сравнении людей и шимпанзе (наших ближайших эволюционных родственников): опыты показывают, что шимпанзе превосходят нас в визуальном, чувственном анализе, мы же гораздо лучше владеем социальным анализом и склонны к нему{168}. Если вы дадите шимпанзе банан, он сосредоточится на банане. «Банан. Я люблю бананы. Я его съем». Если вы дадите человеку банан, он сосредоточится на вас. «Почему этот человек дал мне банан? Чего он хочет? Мы теперь друзья?» и т. п.

Именно это происходит, когда вид развивается под социальным, а не экологическим давлением. Если ваше выживание зависит от сообщества и группы, вы становитесь существом социальным. Чем вы более общительны, тем выше ваши шансы быть принятым группой и выжить. Если группа вас отвергает, это не мелочи. Во враждебном мире это равносильно смертному приговору.

Вот почему наш, казалось бы, совершенно логический мозг воспринимает отношение других как вопрос жизни и смерти. Мы прекрасно осознаем: так оно и есть!

Будь на связи

Конечно, вы можете сделать вывод, что социальное взаимодействие вывело нас на определенный уровень, но теперь-то мы вышли за эти рамки. Взаимодействие с другими людьми сделало нас более интеллектуальными, но сегодня нам не «нужны» другие люди, чтобы быть счастливыми, – так мяснику не нужен каменный топор, чтобы разделать мясо к ужину. И отчасти вы правы. Все более сложный технологический мир позволяет нам работать, есть, спать и развлекаться, не вступая в прямой контакт с другими людьми. Так каким же образом социальное взаимодействие влияет на наше счастье?

Влияет – и очень сильно, как оказалось. Вспомните, наш мозг миллионы лет стремительно и активно развивался. Ситуация заставляла человека проявлять дружелюбие и максимально тесно общаться с другими представителями вида homo sapiens. Это оказало глубокое и продолжительное воздействие на наш мозг, и оно не исчезло из-за того, что мы изобрели Netflix и доставку пиццы на дом. В нашем мозге до сих пор сохранилось множество систем, схем, процессов и механизмов, сознательных и бессознательных, которые поддерживают и стимулируют связи и общение с нам подобными. Да, мы можем жить и даже быть счастливыми без других людей, успешно обходя все эти неврологические системы. Но мы и двигаться можем, избавившись от одной ноги, – это вполне реально, однако гораздо проще и приятнее ходить на двух ногах. Что я хочу сказать? Другие люди – это не просто часть окружающей среды, такая же, как деревья, здания и автобусные остановки, то есть то, с чем мы взаимодействуем через органы чувств, а мозг наш реагирует в соответствии с контекстом. Люди – это важнейший фактор работы нашего мозга.