Читать книгу "12 часиков - Надежда Нелидова"

Наклонилась Варя над ящиком с розовыми яблоками. Так и называется сорт: «розовый жемчуг».

– Девушка, уснула там, что ли?! – кричат из очереди. А она ищет-ищет-ищет самое большое, самое сияющее яблоко, алое, как утренняя деревенская зорька. Чтобы такого ни у кого не было, чтобы бабкин внучек удивился и засмеялся таким же, как у бабки, беззубым ротиком.

Не хватит денег у старушки? А Варя бесплатно даст, она это может себе позволить, все-таки пятый год в городе. А что очередь возмущается, так не зря же она пятый год в городе, знает, как отшить: и тех, кто возмущается, и тех, кто затребует себе непременно такое же розовое чудо-яблоко, да не одно, а больше, больше…

Жаль только, что пока Варя яблоко искала, старушка не дождалась, понурилась, повернулась и тихонечко ушла.

Тихо отложила Варя розовое яблоко в сторонку. Господи, как осточертели ей нитратные помидоры, деревянные аргентинские яблоки, мороженая сопливая хурма. Как достали ее капризные городские покупательницы, брезгливо копающиеся в ящиках с фруктами. Копаются как паршивый поросёнок в корыте. Все фрукты перероют, изомнут, продырявят острыми ногтями – а Варе потом порчу товара из своего кармана плати: не уследила.

Надоела алчная Жанка, дружащая по принципу: ты мне, я тебе. Опротивел хозяин с собачьим именем Алик, от потных рук которого Варенька устала отбиваться в бытовке…

Скорее замкнуть палатку, схватить розовое жемчужное яблоко и, не обращая внимания на гневную очередь, бежать на автовокзал, догнать старушку. Ничего не объясняя ей, изумленно лепечущей на милом, милом языке, чмокнуть морщинистую щеку, сунуть яблоко в руки.

И долго-долго махать вслед старенькому дребезжащему автобусу, который – счастливец! – через несколько часов пропылит по сельской гравийке мимо пруда, мимо палисадника с черемухой, мимо ушедшей в землю закопченной баньки, мимо милого родительского дома…

Смахнув ладошкой слезы, Варя поворачивается к нетерпеливому покупателю.

– Так что вы прА-Асили? ВинА-Аграду?

Чему-чему, а скрывать чувства она научилась. Все-таки пятый год в городе.

ИЗ ГОРОДА Г. В ГОРОД С.

В середине неблизкого пути обнаруживаю, что оставила дома паспорт. На душе скребут кошки: пропустят – не пропустят? Едем не к тёще на блины – в режимное учреждение.

В дороге меня окончательно добивает ещё известие. Оказывается, мы едем в колонию для несовершеннолетних мальчиков. Это им я везу свои девчачьи сказки и женские истории! А то ведь мальчишки прямо глаза проглядели в окошко, извелись там без малышовских сказок, без тётенькиных любовей и страданий. Ну да не обратно же поворачивать.

Когда входим в клуб, колонисты вскакивают, чеканно и оглушительно выкрикивают: «Здравия желаем!» Это они приветствуют незрячего поэта Леонида Фёдоровича Смелкова.

А жизнь брала своё – прозрело сердце,Искал себя и в деле находил,Срывался, падал, вновь вставал и жил…

В юности потерянное зрение из-за разорвавшейся в руке гранаты. Три высших образования. Восемь сборников стихов. Руководство обществом слепых и промышленным предприятием. Если у вас дома есть итальянская стиральная машинка «Канди», выпуска 2003–2009 года – знайте: электрожгуты в ней изготовлены при генеральном директоре Смелкове.

До него и сейчас трудно дозвониться: то он в командировке по делам общества слепых, то на творческой встрече, то на даче, которую построил своими руками. На этот раз он организовал конкурс сочинений среди несовершеннолетних колонистов, на тему «Мы все твои, Россия, дети».

Я наблюдаю за мальчишками. Какие красивые, одухотворённые, открытые лица! Я не оговорилась: красивые и открытые. Когда человека стригут под машинку, у него странным образом открывается, яснеет и делается беззащитным лицо, будто с него сдёргивают покров фальши. С волосами можно производить разные манипуляции: взбить так и эдак, кучеряво уложить. А лицо – вот оно лицо, какое есть.

Когда-то я спросила знакомую евангелистку: «Отчего в тюрьмах встречается так много сильных и красивых, просто ангельски красивых людей? А потом узнаёшь, что этот ангел вырезал целую семью».

– А ты думаешь, дьявол явится людям мохнатым, с рогами и копытами, каким его изображают на картинках? – ответила она вопросом на вопрос. – У него будет прекрасный, светлый, неслыханной прелести лик…

* * *

Зрители расселись в клубе следующим образом: на первых скамьях самые крупные, плечистые подростки. Чем дальше от сцены – пацаны мельче и хилее. И уже за их спинами торчат ушки и макушки самых бледных, заморённых. Даже с моего места видны их вялые лица с красными, подпухшими от недосыпа (или слёз?) глазами.

Всё правильно. Вернее, всё неправильно, и так быть не должно. Но всякое замкнутое пространство, будь то армия, тюрьма, колония или остров Любви в «Доме-2» – есть срез общества, где отношения между людьми утрированы, доведены до гротеска. Очищены от всяких условностей.

Если разобраться, и на воле бывают плачущие, обиженные «терпилы». Есть нейтральные «мужики» – и есть паханы и лизуны, обхаживающие их шестёрки. Просто эти границы не бросаются в глаза.

– В колониях, особенно детских, без подобной иерархии не обойтись. Иначе – забудь о дисциплине. Анархия, бунт, – признался (не для печати) офицер-воспитатель, когда мы ехали обратно. В салоне вспыхнула маленькая дискуссия.

– А как же Макаренко?

– Сравнили. Тогда дети были другие. Мягкий и благодарный, как пластилин, материал. Внутри – не вытравленный ещё стерженёк патриархальности. Вера в Бога, в справедливость, в идеалы…»

Если бы мы, не приведи Бог, оказались за решёткой, я бы была «шнырём» (немного утешает, что интеллигентный Басилашвили из «Вокзала для двоих», на зоне тоже угодил в «шныри», то есть уборщицы). А вот Смелков, несомненно, стал бы авторитетом. Но справедливым и мудрым авторитетом. Шевельнул бы грозно бровью – урки бы сидели на своих шконках тихо как мыши.

Администрация колонии старается. Каждый день здесь проходят мероприятия. Театральные постановки, встречи с интересными людьми, вот писатели приехали.

Многие здесь впервые увидели котлеты. Откормятся, подкачаются на тренажерах, усвоят уголовную грамоту – и на свободу. Где мамка пьет, папки нет, работы и жилья тоже нет. Зато вокруг соблазны и страсть к свободной весёлой жизни.

* * *

Безо всякой надежды я предлагаю ребятам несколько привезённых книг:

– Подарите на свидании своим мамам, сестричкам. А может, у кого и девушки есть.

К моему удивлению, меня вмиг окружает толпа. Мальчишки, торопясь, перескакивают через скамейки. Со всех сторон:

– Я, я! Пожалуйста, дайте мне!

Интересно, если бы я раздавала таблицы умножения – хватали бы с таким же энтузиазмом? Дают – бери, бьют – беги?