Читать книгу "Эмоциональный шантаж - Сьюзан Форвард"

Рассказ Сары о том, какой подавленной она себя чувствовала, когда Фрэнк был ею недоволен, указывает на непреодолимую тягу к одобрению и ужас перед тем, что может случиться, если она его не получит. Этот ужас строго тождественен детским страхам, когда последствия недовольства кажутся катастрофическими. «Я сделала что-то, что не понравилось папе (или маме). Папа недоволен мной. Папа больше меня не любит. Может быть, он хочет от меня избавиться. Я останусь одна и умру».

Сара обнаружила, что ее стремление связывать одобрение с выживанием идет не столько от родителей, сколько от бабушки, которая ухаживала за ней, пока те были на работе.

Господи, бабушка действительно внушала ужас! Она жила этажом ниже, в квартире, которую купили для нее родители, и туда я шла каждый день после школы. Бабушка всегда критиковала меня: говорила, что я слишком шумная и ленивая. Она сказала, что бог не любит ленивых девочек, и иногда их отсылают прочь. Не думаю, что она хотела казаться злой, и, по-моему, когда она сама была маленькой, кто-то говорил ей что-нибудь подобное. Но меня это жутко пугало. Она научила меня стишку, который я, наверное, никогда не забуду. «Хорошо, лучше, еще лучше. Никогда не останавливайся, пока хорошее не станет лучше, а лучшее – еще лучше».

Сара многое узнала от своей бабушки, которую обожала и с которой провела много времени в формирующие черты характера годы. Одни уроки пошли ей на пользу, другие – не совсем. Она вспомнила: если вела себя так, что получала одобрение бабушки, то была хорошей девочкой, а значит, чувствовала себя в безопасности. Но она также поняла: что бы она тогда ни делала, для стремящейся к совершенствованию бабушки всегда было мало, и неуловимое «еще лучше» всегда витало над ней.

Чувства, которые Сара испытывала в отношениях с Фрэнком: стремление доставить удовольствие и страх перед его неодобрением, которые, казалось, существовали вне ее, – знакомы всем людям, зависящим от одобрения. Это верный признак того, что кто-то надавил на болевую точку.

В детском возрасте нам требуется одобрение всемогущих взрослых, которые о нас заботятся, и признаки этой потребности могут преследовать нас очень долгое время после того, как мы сами научимся заботиться о себе. В доме, где выросла Сара, любовь давалась и отбиралась в зависимости от поведения, и у девочки выработалась постоянная потребность в чьем-нибудь одобрении. Фрэнк использовал эту потребность, когда придерживал похвалу и любовь. Сара понимала, что не может все время его радовать, но полагала, что должна к этому стремиться.

Сара концентрировалась на одобрении Фрэнка. Мэри, пытавшаяся противостоять давлению мужа после того, как узнала, что он ей изменяет, обнаружила, что ее заботит другой вопрос: «Что подумают люди?»

В моей семье и среди ближайших мне людей разводиться не принято. Если это звучит старомодно – что же, так оно и есть. Я старомодная и горжусь этим. Мне неприятна мысль, что я не могу сохранить брак, и я боюсь того, что произойдет, если я решусь оставить Джея. Что подумают люди? Жизнь развалится по швам. Я огорчу своих родителей, его родителей, наших детей и священника. Они скажут, что мне не хватило смелости, чтобы бороться за свой брак.

Казалось, что на Мэри давили традиции семьи и местной общины, поэтому она была уверена, что у нее нет другого выбора, кроме как остаться с семьей. Она была убеждена, что нарушит свои принципы, если подаст на развод. Но по мере того как мы с ней работали, Мэри стала понимать: убеждения, которые она питала, были ей навязаны (идеи, которые она так яростно защищала, не являлись ее собственными), и ее определение хорошей семьи и хорошего брака стало гораздо шире и глубже, чем примитивная сентенция «нужно оставаться вместе, что бы ни случилось».

Мэри чувствовала, что это открытие освобождает ее, и тем не менее неохотно исследовала и обсуждала истинные убеждения, открытые в себе, потому что ей требовалось сохранить одобрение родственников, друзей и местной общины. Эта женщина, у которой была хорошая работа, которая воспитала двух прекрасных детей, вела домашние дела и активную религиозную и общественную жизнь, становилась беспомощным ребенком, когда представляла неодобрение близких ей людей. По мере того как мы приближались к корням ее жажды одобрения (этот процесс занял несколько недель), Мэри вспомнила эпизод, казавшийся ей «незначительным случаем», который произошел, когда она училась в средних классах.

Я всегда была прилежной ученицей, но однажды накануне каникул мой парень Дэнни, от которого я была без ума, сказал, что никто не заметит, если мы сбежим с последнего урока на пляж. Мы так и сделали, потом я об этом забыла. Но через пару дней отец спросил, не хочу ли я в чем-нибудь признаться. Когда я ответила, что мне не в чем признаваться, он сказал, что не может поверить, что дочь ему лжет, и спросил еще раз, не хочу ли я о чем-нибудь ему поведать.

Сердце у меня забилось, но я не могла ни в чем признаться, только молчала. Тогда отец очень спокойным тоном сказал, что звонили из школы и ему все известно. Я подвела его и семью, поэтому за ужином мне следует извиниться перед всеми, а к воскресной церковной школе подготовить выступление о том, почему так важно говорить правду:

Я чувствовала себя униженной. Сделала все, что он велел, но никогда не забуду того унижения и отчуждения, которые тогда испытала. Как будто меня заклеймили, и на протяжении нескольких недель все обращались со мной совсем по-другому. Это, наверное, первый и последний раз, когда я нарушила установленные правила.

Предпринятую с благими намерениями попытку показать Мэри последствия нарушения общепринятых правил в школе и семье она восприняла так:

Поддержка семьи и местной общины очень хрупка. Если я в чем-то вызову неудовольствие, то могу лишиться ее в любой момент. Я должна заслужить всеобщее одобрение.

Это не было намеренным или соответствующим случаю посланием, однако Мэри запомнила его, измеряя жизненный успех одобрением окружающих. Прежде чем обдумывать сопротивление давлению Джея, Мэри нужно забыть этот урок тридцатилетней давности, который не пошел ей на пользу. Этим она сможет изменить свою реакцию на неодобрение других людей.

Самые чувствительные люди, зависящие от одобрения, неохотно предпринимают любые действия в своих интересах, если это связано с риском заслужить презрение окружающих. Ив, например, не могла выносить сердитый взгляд продавца и соглашалась оплатить товары, которые собиралась вернуть, если человек за прилавком заставлял ее почувствовать себя виноватой. Она не могла смириться с неодобрением даже незнакомого человека.

УКЛОНЕНИЕ ОТ ГНЕВА – МИРОТВОРЦЫ

Многие из нас живут, как если бы существовала 11-я заповедь: «Не прогневайся» – и 12-я: «Не прогневай ближнего своего». При первых признаках разногласий многие решают дело мирным путем, стремясь потушить пламя, которое может выйти из-под контроля и разгореться.

Желание миротворцев обеспечить спокойствие и рациональность в сложных ситуациях может оказаться проблематичным, когда появляется твердое убеждение, что нет ничего хуже драки. Это мешает им вступать в спор – даже с другом – из страха, что таким образом они могут разорвать отношения. В конце концов, говорят себе миротворцы, уступка – это всего лишь временная мера, направленная на достижение добрых целей.