Читать книгу "Нажмите кнопку - Ричард Матесон"

– Как оригина-а-ально! – съязвила Барбара, и щеки Пэгги обдало жаром.

Никто этого не заметил, потому что трое Молодых Американцев, Которым Принадлежит Будущее, с жадностью набросились на свои напитки. Пэгги барабанила пальцами по ободку стакана, улыбка прилипла к губам, не привыкшим бессмысленно улыбаться.

– Давай, детка, выпей! – крикнул Бад, отделенный от нее громадным расстоянием в один фут.

– Попробуй, крошка, – рассеянно предложил Лен, пальцы которого уже снова искали мягкое бедро. И нашли его под столом, мягкое, с нетерпением ждущее бедро.

Пэгги не хотела пить, боялась пить. Слова матери продолжали стучать в голове: «Никогда не пей на свидании, дорогая, никогда!» Она приподняла стакан.

– Помоги мне, дядюшка Бадди.

Дядюшка Бадди пододвинулся ближе, пары виски витали над его головой. Дядюшка Бадди поднес холодный стакан к дрожащим юным губам:

– Давай, Олив Ойл! Открой клапан!

Она закашлялась и забрызгала подол платья каплями «Зеленого болота». Обжигающая жидкость потекла в желудок, рассылая искры огня по венам.

Бум-бах-трах-тарарах-бабах! Барабанщик поднес чашу милосердия тому, что в древние времена называлось вальсом влюбленных. Свет погас, и теперь Пэгги, с выступившими на глазах от кашля слезами, сидела в темном задымленном подвале ночного клуба.

Бад крепко сжал ее плечо, привлек к себе и прижался горячим влажным ртом к ее губам. Она дернулась, но в этот момент вспыхнули фиолетовые прожекторы, и пятнистое лицо Бада отодвинулось.

– Я буду сражаться до конца, – пробормотал он и потянулся к своему стакану.

– Эй, даешь чумовых! Чумовых на сцену! – восклицал Лен, опустив нетерпеливые руки.

Сердце Пэгги подскочило, она готова была с криком броситься прочь из темного задымленного зала, но рука второкурсника удержала ее на месте. Побледнев от страха, девушка увидела, как на сцене появился мужчина. Он подошел к микрофону, и тот, словно гигантский паук, наклонился к нему.

– Прошу уделить мне немного вашего внимания, леди и джентльмены, – сказал мужчина замогильным голосом, и мрачный взгляд заскользил по залу, словно выбирая жертву.

Пэгги задышала чаще и почувствовала, как согревающая болотно-зеленая жидкость растекается в груди и животе. Она заморгала; голова закружилась. «Мамочка! – вырвались из клетки разума испуганные слова. – Мамочка, верни меня домой!»

– Как вы сами знаете, зрелище, которое вам предстоит увидеть, не предназначено для людей с тонкой кожей и слабыми нервами. – Говорящий тонул в своих словах, как корова в трясине. – Позвольте предупредить тех, кто лишь притворяется, что хорошо владеет собой: вам лучше покинуть зал. Мы не несем ответственности за последствия. Мы даже не вызовем врача.

Никто не рассмеялся одобрительно в ответ.

– Кончай уже свою болтовню и вали со сцены, – пробубнил под нос Лен.

У Пэгги еще сильней задрожали пальцы.

– Как вам известно, – продолжал мужчина с заученной торжественностью, – мы предлагаем вашему вниманию не чудо, а строго научное явление.

– Чумовым закон не писан! – вскричали Бад и Лен с безрассудством голодных собак, пускающих слюни от одного лишь звука колокольчика.

К 1997 году общество вернулось к жестким нормам, требующим строгого следования катехизису. Лазейка в законе позволяла устраивать ЧУМ-шоу, преподнося его как достижение науки. Однако через эту юридическую щель полились такие злоупотребления, что закон уже никого не интересовал. Слабое правительство было радо хотя бы тому, что нарушителей удается как-то обуздывать.

Когда крики и улюлюканье наконец растворились в задымленном воздухе, мужчина, вознесший руки в смиренном благословляющем жесте, заговорил опять.

Пэгги следила за механическими движениями его губ, а ее сердце то разбухало, то спазматически сжималось. По ногам пробежали мурашки, устремляясь к тонкой струйке огня у нее внутри; пальцы сжали холодный стакан. «Забери меня отсюда, пожалуйста, я хочу домой», – продолжали крутиться в голове слова, напрасно расходуя остатки воли.

– Леди и джентльмены, приготовьтесь.

Глухой удар гонга сотряс воздух, и мужчина объявил низким голосом с длинной паузой между словами:

– Феномен. ЧУМ!

Он исчез со сцены, а микрофон поднялся к потолку и тоже пропал из вида. Зазвучала музыка: приглушенные стоны духовых инструментов. Джазовая концепция осязаемой темноты, подчеркнутая пульсирующими ударами барабана. Тоскующий саксофон, угрожающий тромбон, захлебывающаяся рыданиями труба внезапно разорвали воздух.

Дрожь пробежала по спине Пэгги, и она опустила взгляд на смутно белеющий в полумраке стол. Ее окружили темнота и дым, резкие звуки и духота.

Повинуясь неосознанному импульсу, она подняла стакан, отпила и снова вздрогнула, когда ледяная струйка потекла в горло. После еще одного глотка тепло разлилось по венам, а холод подобрался к вискам. Дыхание с трудом вырвалось из полуоткрытых губ.

Беспокойный шепот пробежал по залу, словно ветки ивы зашелестели на ветру. Пэгги не решалась поднять глаза на белую в фиолетовых отблесках сцену. Она продолжала смотреть на мерцающие искры коктейля, чувствуя, как напрягаются мышцы живота, как глухо стучит сердце. «Я хочу уйти отсюда! Пожалуйста, давайте уйдем!»

Музыка со скрежетом приближалась к неблагозвучной кульминации, духовые безуспешно пытались слиться в гармонии.

Чья-то рука легла на коленку Пэгги, и это оказался бравый моряк Попай, громко прошептавший ей в ухо: «Олив Ойл, моя любойл!» Она почти не ощутила прикосновения и едва разобрала слова. Машинально снова подняла холодный запотевший стакан. Ледяная жидкость обожгла горло, но огненная паутина тут же согрела ее изнутри.

ВЖИХ!

Занавес открылся так внезапно, что Пэгги уронила стакан; тот громко ударился об стол, и болотно-зеленый коктейль расплескался, оросив ее руку. Музыка взорвалась режущей ухо какофонией, и Пэгги вздрогнула всем телом. Белые пальцы вцепились в белую скатерть, но непреодолимый зов заставил ее поднять испуганные глаза.

Музыку смыло пенной волной пробудившейся барабанной дроби.

Ночной клуб превратился в безмолвную гробницу, все затаили дыхание.

Пелена табачного дыма плыла над освещенной фиолетовыми прожекторами сценой.

Не было слышно ни единого звука, кроме приглушенных ударов барабана.

Пэгги замерла на стуле, и только сердце бешено скакало в окаменевшей груди, когда она сквозь клубящийся дым и алкогольный туман разглядела тот ужас, что появился на сцене.

Там стояла женщина.

Спутанные черные волосы обрамляли сальную маску. Нет, не маску – ее лицо.

Окруженные тенью глаза были прикрыты гладкими веками цвета слоновой кости. Безгубый рот казался запекшейся резаной раной. Шея, плечи и руки были белыми и неподвижными.