Читать книгу "Мой балет - Ильзе Лиепа"

Ее жизнь была очень долгой: родилась Екатерина Гельцер в 1876 году, а не стало ее в 1962 году.

Гельцер не оставила мемуаров. Жизнь ее – как невероятная кинолента: там много недосказанного, много того, на что мы не можем сейчас дать ответ. Есть и авантюрные повороты, и влюбленности, и невероятные события, но о многом мы можем только догадываться, и о многих поворотах ее жизни мы должны говорить: «Возможно, это было так; предполагаем, что это было так…»

Родилась Екатерина Васильевна Гельцер в артистической семье. Ее отец был известным танцовщиком, он был неподражаемым Иванушкой в «Коньке-Горбунке», уморительно исполнял партию Марцелины в «Тщетной предосторожности», а эту женскую роль всегда поручают мужчинам. Кстати, в Московском театральном училище актерское мастерство ему преподавал сам Щепкин, и до конца своих дней они сохранили дружбу. А мать Екатерины Васильевны происходила из московских купцов Блиновых, которые приходились родственниками художнику Михаилу Нестерову. В их доме всегда царила творческая атмосфера. В семье было три дочери, с детства они могли слышать блистательных артистов, видеть их и, самое главное, дышать творческим воздухом.

Удивительно, но то же самое я могу сказать и о себе, потому что наша семья тоже была творческой, и, возможно, мой отец сознательно продлевал атмосферу, которая была в доме Гельцер. Из того материала, который мне встречался, я с огромным интересом обращала внимание на все, что связано с Екатериной Васильевной. Однажды в букинистическом магазине за десять рублей я купила фотографию Екатерины Гельцер с ее автографом, с краю было написано: «Жукову на память от Е. В. Гельцер». Эти «Е.В.» я запомнила, потому что в лепнине на потолке ее квартиры, в которой я жила, были те же самые вензеля «Е.В.Г.», и кто бы ни приходил к нам в дом – отец всегда был артистичным экскурсоводом: он всегда обращал внимание на эту лепнину, показывал белые колонны, которые обрамляли вход в гостиную, дверную ручку, которая была прикреплена к стене (отец говорил, что это балетный станок, держась за который занималась Екатерина Васильевна Гельцер), но, вероятнее всего, это была палочка, на которую Екатерина Васильевна опиралась, когда была в преклонном возрасте, потому что ноги отказывались ей служить…

Так, из осколков, впечатлений, прочитанных или увиденных у Гельцер, у меня складывается портрет женщины, которая до конца своих дней оставалась взрослым ребенком: очень непосредственной, открытой, темпераментной, простой и глубокой одновременно.

Еще на вступительных экзаменах в хореографическое училище авторитетная комиссия зафиксировала: сложение у девочки с изъянами, способности имеются, кроме того, госпожа Гельцер музыкальна и темпераментна. В детские годы в хореографическом училище кумиром Кати Гельцер была Элеонора Дузе, она даже хотела оставить балет и заниматься драмой. К счастью, балет не ушел из ее жизни, а тяготение к актерской игре на сцене осталось навсегда и стало визитной карточкой этой балерины. Она окончила училище в 1894 году и поступила в Большой театр.

Большой и Мариинский театры в то время, в 90-е годы XIX века, – это два разных мира: с одной стороны – Императорские театры, но с другой – двор в Петербурге, конечно, вся жизнь там, и там мэтр балета Мариус Петипа. Большой всегда стоял на втором месте… Но это Москва! А это второе место, видимо, давало танцовщикам особую свободу – они были раскрепощены, и, может быть, именно отсюда тянется эта манера московских танцовщиков, которые всегда отличались свободой танца, возможно, в ущерб чистоте, но зато с открытыми эмоциями и темпераментом.

В начале карьеры отец Екатерины Васильевны был для нее самым строгим критиком и все время подталкивал ее к совершенствованию. Именно он настоял на том, чтобы она начала заниматься с молодым премьером Большого театра (он был старше Екатерины всего на два года) Василием Дмитриевичем Тихомировым. Тихомиров – красавец, атлет, будущий премьер балета не мог не понравиться юной Кате Гельцер. У них завязывается роман, и чтобы отвлечь дочь, отец хлопочет о том, чтобы Катю Гельцер перевели в Мариинский театр, как бы для совершенствования… А может быть, и для совершенствования тоже.

Катя Гельцер едет в Мариинский театр. Здесь она выступает в балетах Петипа и с увлеченностью работает со знаменитым педагогом Христианом Иогансоном. Отец Кати считал, что, несмотря на ее виртуозную технику и прекрасный прыжок, ей не хватает гармоничности рук, гибкости корпуса… И вот Христиан Иогансон, как скульптор, лепит то, чего, казалось, не хватало этой, по сути совершенной, балерине. И действительно, из Петербурга она возвращается измененной: там она увидела цвет русского балета, там она была впечатлена танцами виртуознейшей итальянской балерины Пьерины Леньяни.

Но все-таки Гельцер всегда мечтала вернуться в Москву: Москва была ее домом, ее миром. А может быть, она просто хотела быть полной и единственной хозяйкой на сцене? И вернувшись из Петербурга, Гельцер танцевала головокружительно, умопомрачительно, приводя в неописуемый экстаз зрительный зал. Она танцует все: «Привал кавалерии», «Спящую красавицу», «Лебединое озеро», «Конек-Горбунок», «Корсар», «Дочь фараона»… Словом, все, что идет в репертуаре Большого.

И опять встречает Василия Тихомирова: он продолжает ее опекать, становится постоянным партнером, единомышленником, другом до конца ее дней. Некоторое время они были вместе, но так и не установлено, были ли они официально мужем и женой, хотя теплые отношения и чувство локтя, чувство соратников в искусстве они сохранили на всю жизнь. А в Брюсовом переулке (они жили в разных домах – Екатерина Васильевна в доме № 17, а Василий Дмитриевич в начале переулка, в доме № 4) Тихомиров часто навещал ее, но вместе с ней никогда не жил. Как рассказывают, у них были очень галантные отношения.

Вообще Брюсов переулок можно назвать театральной улицей. Дом № 4, где жили Василий Тихомиров и Всеволод Мейерхольд, дом № 7, где жили Антонина Нежданова, Мария Максакова, Иван Козловский и многие другие артисты Большого театра, дом № 17, построенный архитектором Щусевым для артистов, которые поддержали революцию в 1924 году, и это был первый кооперативный дом. В нем и жила Екатерина Васильевна Гельцер. Квартира ее не похожа ни на одну квартиру в этом доме: потолки украшены лепниной с вензелями, причем в каждой комнате лепнина с определенным сюжетом. В спальне – с целующимися голубками, в гостиной – с вензелями «Е.В.Г.», в балетном зале – с музыкальными инструментами, мраморные подоконники, белые колонны при входе в гостиную, раковины саксонского фарфора. И еще – у нее был маленький бассейн. Как вспоминает моя мама, когда они въехали с отцом в эту квартиру, она была очень запущена: сохранились старинные саксонские раковины, которые просто рассыпались.

Вот так жила советская балерина Екатерина Васильевна Гельцер.

Новый этап в ее жизни начался с того момента, когда хореографом Большого театра стал Александр Горский. Сначала это были отношения хорошие, дружеские. Потом, когда Горский стал экспериментировать, Гельцер и Тихомиров стали конфликтовать с ним, и отношения всегда были на уровне дружбы и войны. Горский понимал, что не занимать прима-балерину в спектаклях совершенно невозможно. Они терпели друг друга.