Читать книгу "Последнее изобретение человечества. Искусственный интеллект и конец эры Homo sapiens - Джеймс Баррат"

[Статья] "Размышления о первой ультраразумной машине" (1965 г.)… начиналась так: "Выживание человека зависит от скорейшего создания ультраразумной машины". Таковы были его [Гуда] слова во время холодной войны, но сейчас он подозревает, что "выживание" следовало бы заменить на "вымирание". Он считает, что из-за международной конкуренции мы не сможем предотвратить переход власти к машинам. Он считает нас леммингами. Он сказал также, что "вероятно, человек создаст deux ex machina[16] по своему образу и подобию".

Я читал это и смотрел невидящими глазами на здание Rackspace. В конце жизни Гуд пересмотрел не только свое мнение о вероятности существования Бога. Я как будто нашел послание в бутылке, примечание, изменившее смысл текста на прямо противоположный. Теперь у нас с Гудом появилось кое-что общее. Мы оба считали, что интеллектуальный взрыв добром не кончится.

Глава 8

Точка невозврата

Но если технологическая сингулярность может наступить, она наступит. Даже если бы все правительства мира осознали «угрозу» и смертельно ее испугались, прогресс в этом направлении продолжался бы. Более того, конкурентное преимущество — экономическое, военное, даже художественное — каждого нового достижения автоматизации настолько наглядно, что принятие законов или установление традиций, запрещающих подобные вещи, попросту гарантирует, что это сделает кто-то другой.

Вернор Виндж. Приближающаяся технологическая сингулярность (1993)

Не правда ли, приведенная цитата[17] очень напоминает отрывок из автобиографии Гуда? Как и Гуд, дважды лауреат премии Хьюго писатель-фантаст и профессор математики Вернор Виндж говорит о том, что человеку свойственно искать неприятности на свою голову. Виндж сказал мне, что не читал собственноручно написанной Гудом биографии и не знал о том, что в конце жизни тот изменил свое отношение к интеллектуальному взрыву. Знали об этом, вероятно, только сам Гуд и Лесли Пендлтон.

Вернор Виндж был первым человеком, кто формально употребил слово «сингулярность» при описании технологического будущего; сделал он это в 1993 г. в обращении к NASA, озаглавленном «Приближающаяся технологическая сингулярность». Математик Станислав Улам сообщил, что они с энциклопедистом Джоном фон Ньюманом использовали термин «сингулярность» в разговоре о технологических переменах еще за тридцать пять лет до этого, в 1958 г. Но Виндж сделал это публично и демонстративно — и мяч сингулярности покатился прямо в руки Рэя Курцвейла и того, что сегодня стало движением сингулярности.

Но почему же Виндж, обладая таким имиджем, не ездит по стране с лекциями и конференциями как главный эксперт по сингулярности?

Ну, у слова «сингулярность» несколько значений, и Виндж использует его в более узком смысле, чем многие другие. Определяя сингулярность, он провел аналогию с точкой на орбите черной дыры, дальше которой свет с ее поверхности пройти не может. Невозможно увидеть, что происходит за этой точкой, известной как горизонт событий. Точно так же, если нам придется делить планету с сущностями разумнее нас, пути назад не будет — мы не в состоянии предсказать, что произойдет в подобном случае. Чтобы судить об этом, нужно обладать, по крайней мере, равным интеллектом.

Таким образом, если вы не можете знать, как будет развиваться будущее, то как вы можете писать об этом? Виндж не сочиняет околонаучных фантазий — он пишет то, что называют твердой научной фантастикой, используя в своих произведениях данные реальной науки. Сингулярность лишает его надежной опоры.

Это проблема, с которой мы сталкиваемся всякий раз, когда говорим о создании разума более высокого, чем наш собственный. Когда это произойдет, человеческая история достигнет своего рода точки сингулярности — места, где экстраполяции теряют смысл и где не обойтись без введения новых моделей, — и мир выйдет за пределы нашего понимания.

Виндж рассказывал, что когда в 1960-е он начинал писать научную фантастику, мир, основанный на будущих достижениях науки, о которых он писал, отстоял от него на сорок или пятьдесят лет. Однако к 1990-м гг. будущее уже стремительно приближалось, и скорость технических перемен, казалось, все росла. Виндж уже не мог предугадать, что принесет человечеству будущее, поскольку считал, что очень скоро в мире появится разум, превосходящий человеческий. Именно этот, а не наш разум будет определять скорость технического прогресса. Виндж, как и другие фантасты, не мог писать об этом.

На протяжении 1960-х, 70-х и 80-х годов понимание надвигающегося катаклизма ширилось. Возможно, первыми его приближение почувствовали писатели-фантасты. В конце концов, именно "твердые" фантасты стараются описывать конкретные последствия всего, что может сделать с нами технический прогресс. Именно они все больше и больше чувствовали эту непрозрачную стену, отгородившую нас от будущего.

Исследователь ИИ Бен Гертцель сказал мне:

Вернор Виндж очень ясно видел принципиальную непознаваемость ИИ, когда предлагал концепцию технологической сингулярности. Именно поэтому он не ездит по миру с лекциями о ней; он просто не знает, что сказать. Что он может сказать? "Да, я считаю, что мы вот-вот создадим технологии, которые будут намного умнее человека, и после этого кто знает, что произойдет?"

Но как же в этом случае приручение огня, появление земледелия, печатный станок и электричество? Разве человечество не пережило до сих пор множество технологических сингулярностей? В разрушительных технических новинках нет ничего нового, но никто не придумывал для каждой из них красивого имени и не пугал ими окружающих. Моя бабушка родилась еще до широкого распространения автомобилей, но дожила до первых шагов Нила Армстронга по Луне. Она считала, что все это называется XX век. Что же делает переход, о котором говорит Виндж, таким особым?

«Секретный компонент — разум, — сказал мне Виндж. В его стремительном тенорке то и дело звучал смех. — Разум делает его другим, а определяющая рабочая черта этого перехода в том и заключается, что человек не может ничего знать заранее. Мы теперь находимся в такой ситуации, что очень-очень скоро, всего через несколько десятилетий, начнутся трансформации, которые будут иметь, как в древности, большое биологическое значение».