Читать книгу "Ремесло - Леонид Бершидский"

Вы скажете: все это звучит так просто в устах редактора, которому не приходится действовать «в поле». Полевая работа, — так говорили мне многие журналисты, — требует компромиссов. Я всегда относился к таким авторам с максимальной осторожностью и старался их не продвигать по службе. Никто не говорил, что будет легко. Я прекрасно понимаю все сложности, которые создает репортеру бескомпромиссное отношение к пиарщикам, но настоящие звезды научиваются эти сложности преодолевать.

3. Понимание юридических рисков и исправление ошибок

Любое мало-мальски серьезное издание рано или поздно сталкивается с исками о защите чести, достоинства и деловой репутации. А с угрозами таких исков постоянно сталкивается каждый журналист. Понятное дело, что все такие случаи лучше всего разбирать с юристом, а если его нет — обязательно нанять. Но разобраться, существует ли реальная угроза, довольно просто и самому.

Чтобы более или менее разумный судья удовлетворил иск о защите чести и достоинства, нужно, чтобы написанное вами удовлетворяло двум условиям:

1) было неправдой;

2) порочило честь, достоинство и деловую репутацию фигуранта.

Ни одно из этих условий не достаточно, но оба необходимы.

Иначе говоря, если вы написали, что фигурант вор, но можете это доказать, — вы не проиграете дело, потому что написали правду.

Если вы написали, что фигурант не любит жену и не можете этого доказать — вы тоже не проиграете, потому что ваше утверждение не порочит фигуранта.

Если нечто чреватое иском говорит ваш источник в прямой цитате, убедитесь, что у вас есть диктофонная запись: отвечать по иску будет он, а ваше издание как максимум заставят дать опровержение.

Вот, пожалуй, и все правила. Большинство «судебных» угроз — это всего лишь попытки запугать репортеров и редакторов. Реально подают иски, наверное, в одной тысячной тех случаев, когда о них заходит разговор. Пару раз мне доводилось проигрывать такие дела — например, в особенно идиотском случае, когда я вернулся в редакцию «Ведомостей» из командировки перед самым дедлайном и встретил корреспондента отдела телекоммуникаций, которому его источник сообщил об увольнении всей топ-менеджерской команды «Ростелекома». «Этот источник тебя когда-нибудь подводил?» — спросил я репортера. «Нет,» — ответил он, и я поставил в номер небольшой текст.

Не надо было мне пить в самолете. Теперь я никогда так не делаю. Верить источникам, даже самым надежным, не получив хотя бы одного подтверждения, а лучше двух, — не менее вредно.

Проигрыши случаются и в ситуациях, когда против лома нет приема. Например, Юрий Лужков, когда был мэром Москвы, выигрывал абсолютно все суды против журналистов. И его жена Елена Батурина тоже выигрывала. Стоило тогдашнему президенту Дмитрию Медведеву уволить Лужкова — выигрыши прекратились. В таких ситуациях остается только с буддийским спокойствием писать, проигрывать и платить, тем более что чиновники редко претендуют на серьезные денежные компенсации за моральный ущерб: деньги они добывают иначе. Смеяться последним всегда будет журналист: его гораздо труднее лишить ремесла, чем чиновника — должности.

Бывают случаи, когда иск грозит разорить СМИ. Так было в 2004 году, когда основатель «Альфа-банка» Михаил Фридман крепко обиделся на газету «Коммерсант», напечатавшую текст о набеге вкладчиков на отделения «Альфы». Текст был самосбывающимся пророчеством: из-за него надежность банка и вправду стала вызывать сомнения у некоторых клиентов. Доказать это «Альфе» оказалось нетрудно, и Московский арбитражный суд назначил ей компенсацию — 320 млн руб. Эта сумма «съела» всю прибыль издательского дома «Коммерсант» за 2004 год. В знак протеста главред Андрей Васильев выпустил «пустой» номер газеты — все страницы его были девственно белыми. Теперь это библиографическая редкость; уж и не помню, кому я отдал мой экземпляр. Впрочем, следующая судебная инстанция снизила сумму компенсации в 10 раз, и «Альфе» пришлось вернуть «Коммерсанту» деньги. А Васильев с Фридманом помирились.

Угрожают вам судом или нет, всегда имеет смысл разобраться, не допустили ли вы фактической ошибки. И если все-таки допустили — добровольно дать поправку в специально отведенном для этого месте. Меня учили, что поправка должна:

— ни в коем случае не повторять ошибку: в ней надо писать только то, что следовало сказать на самом деле;

— содержать извинения только перед читателями: ведь издание говорит со своих страниц только с ними, а не с источниками.

С поправками случались комичные ситуации. На блестящего репортера Мишу Козырева однажды нашло затмение, и он в тексте назвал ветерана российской энергетики Нестора Серебрянникова — Лазарем Серебряниковым. Увидев это на следующий день, Миша чуть ли не в слезах сел сочинять поправку. Но чертов Лазарь так, видимо, его потряс, что в ее тексте исправлена была только фамилия — Миша вставил недостающую «н». На следующее утро он — и Нестор Иванович — прочли в газете: «…было неправильно указано имя советника генерального директора ООО „Мосэнерго“ Лазаря Серебрянникова». Из суеверия следующую поправку я давать отказался. Обычно, впрочем, дело шло глаже. Поначалу некоторые коллеги не понимали, зачем мы публично, без принуждения, норовим себя высечь. Но репутация газеты формировалась и так.

В SmartMoney мы пошли дальше — объявили конкурс по поиску фактических ошибок. Каждую неделю мы платили 300 евро тому, кто находил больше всех ошибок в вышедшем номере. Нам присылали целые «простыни» придирок, и каждую мы внимательно проверяли. Да, в каждом номере находилось несколько реальных ляпов. Несколько раз подряд конкурс выиграл человек по имени Сырлыбай Айбусинов — уроженец казахского Аральска, работавший IT-директором на небольшой фабрике. Мы предложили ему оклад за проверку каждого нашего номера до печати. Сырлыбай оказался так эффективен, что и по сей день занимается фактчекингом для украинского Forbes.

4. Отсутствие привилегированных источников и персонажей

Я могу с чистой совестью сказать, что никогда не думал о том, дает ли в моем издании рекламу та или иная компания и в каких отношениях ее владелец находится с моим издателем. Я верю в «великую китайскую стену» между рекламной службой и редакцией. В былые времена в редакцию The New Yorker просто-таки не пускали людей из рекламного отдела. Наверное, это избыточно, но сам принцип — правильный. Редактору лучше даже не знать заранее, чья реклама где в его издании стоит. В «Ведомостях» так и было.

Из-за этого случались курьезы — например, однажды рекламный модуль компании British Airways оказался рядом с текстом о том, как пилотов этой компании уличили в употреблении алкоголя перед полетами. Бывали случаи, когда из-за какого-нибудь неприятного текста рекламодатель уходил из газеты, и на меня с укоризной смотрел издатель. Но ни разу не бывало, чтобы ушедший рекламодатель через какое-то не вернулся. Ведь рекламу в сильные издания дают не по дружбе, а чтобы добиться коммерческого эффекта.

Отбиваться от рекламодателей и прочих «друзей» редактору помогает хороший издатель. Помню, Дерк Сауэр, основатель «Ведомостей», флегматично объяснял тем, кто ему звонил, требуя о чем-то написать — или, наоборот, не писать: «Если сегодня я сделаю это для вас, завтра ко мне придет ваш конкурент — и почему бы мне не сделать это для него?» На разумных людей действовало. Неразумные гневались, но потом отходили.