Читать книгу "Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс"

14 сентября (письмо)

«Наступление продолжается без передышки. Провел один день с Корфесом в его полку. Он немного перенес командный пункт из подземного деревянного блиндажа в другое место. Я нахожу его в новом бункере рядом с железнодорожной линией. Это бетонное сооружение, возведенное на ровной поверхности, в форме сахарной головы. Бункер обеспечивает защиту от крупнокалиберных снарядов и бомб. Только вход в бункер смотрит на чужую сторону! В соответствии со своей системой обороны противник сделал вход на восточной стороне бункера, которая теперь находится под его обстрелом. Ты скрываешься сбоку в круглом секторе, чтобы спастись от осколков. На местности бункер находится в расположении казарм летчиков, которые по соображениям секретности не были отмечены на русских картах: казармы эти представляют собой своего рода настоящий пригородный поселок. От ангаров сохранились только выгоревшие остовы, но светлые каменные здания стоят. Тут же располагается большая спортплощадка, окруженная казармами в форме четырехугольника, в центре которой стоит гипсовый атлет, созданный с анатомической скупостью: такие фигуры режим повсеместно устанавливал в деревнях, городах и скверах.

Бункер находится на дороге подвоза, по которой противник ведет заградительный огонь. Через бетон слышны звуки разрывающихся снаружи, чрезвычайно мощных реактивных снарядов, мин из тяжелых минометов и 152-мм снарядов гаубиц и пушек, они сливаются в сплошной оглушительный рев.

Корфес является «стариком». Он вернулся на действительную службу после Первой мировой войны и сочетает в себе черты кадрового офицера и одаренного ученого-историка. Он не жалеет себя, презирая опасность, всегда посещает позиции на передовой, появляясь и в расположении батальонов и в ротах, а также проявляет заботу в отношении каждого солдата, относясь к нему не только как к солдату, но и как к человеку. В редко возникающих перерывах для отдыха встречаешь его с книгой в руках. Иной раз беседа ведется о поэзии. Когда мы сидим в бункере вечером, я достаю и зачитываю твое стихотворение, вышедшее в газете и которое пришло по полевой почте.

Донесения свидетельствуют о том, что передовые подразделения полка преодолели последние очаги сопротивления перед городом и ворвались непосредственно в городские кварталы. Корфес дает мне своего посыльного для сопровождения и ориентировки. Из прохлады бункера мы попадаем вдвоем в знойный полдень, где в воздухе рвутся снаряды. Повсюду небо закрывают поднимающиеся клубы дыма и пыли. Какое-то время мы находимся в зоне обстрела, пока не спускаемся в глубокий песчаный овраг. Теперь я не собьюсь с пути, поэтому отправляю посыльного назад и иду дальше один.

Навстречу мне, спасаясь бегством из города, идет группа гражданских лиц. Здесь внизу очень тихо. Стоит страшная жара над слабым грязным ручейком, текущим, извиваясь, по дну оврага. Но потом в тишине усиливается вначале очень тонкий, высокий свист, который быстро приобретает очень опасный оттенок, что заставляет искать убежища и защиты. Я бросаюсь на землю. Повсюду вокруг меня разрывы: это залп 36 реактивных снарядов «сталинского органа» (БМ-8-36 на шасси ЗИС-6. Калибр снаряда 82 мм, масса снаряда 8,0 кг, вес боевой части 2,7 кг. – Ред.). Беженцы из Сталинграда также припали к песку. Но ни в кого не попали, и оказалось, что выпущенные снаряды имели больше моральное значение. Затем на моем пути встретилась новая группа людей, которые несли мешки с пожитками, с трудом переводя дыхание.

Городская окраина Сталинграда здесь похожа на окраину огромной деревни и состоит из убогих деревянных домов. Новый, еще более глубокий и широкий овраг разделяет район застройки в направлении Волги на две части. Но облик городской застройки в этом районе города мне ясен. Командира батальона я нахожу в осыпавшейся траншее. Противнику, вероятно, не хватило времени, чтобы вырыть ее до конца. Над нами так близко пикировали «Штуки»[56], что со страху мы втягиваем голову. Ведь они могли сбросить бомбы преждевременно на собственные рубежи. Удары воздушной волны от разрывов ощущаются даже в низине. В действительности бомбы падают точно на позиции русских. Но теперь шум разрывов раздается с нарастающей силой все ближе. Разрывы справа и слева. Над одним домом поднимается черный дым, потом вспыхивает пламя. Неужели все-таки сбросили бомбы преждевременно? Нет. Но над нашими головами происходит «цирк в воздухе». Самолеты Ju-87[57] пикируют на противника как выпущенные стрелы. Однако между ними на небольшой высоте с шумом проносятся над нами русские бомбардировщики, которые сбрасывают свои бомбы. На крыльях русских самолетов блестят красные звезды. Еще выше, в облаках, появляясь и снова исчезая, кружатся русские истребители. Сверкая на солнце, они совершают виражи. Через несколько секунд начинает давить на слух то усиливающийся, то уменьшающийся звук двигателей. Эшелоны самолетов противников располагаются, как слоистый пирог, друг над другом, истребители расстреливают бомбардировщики, которые пытаются выполнить поставленные задачи.

Продвигаюсь вперед с адъютантом к седьмой роте. Мы идем через лабиринт небольших садовых участков. В центре в пыли и песке – стручки красного перца, огненно-красные и, если откусишь, сладкие, как сахар. Затем мы проходим мимо выгоревшего заводского здания и видим командира роты. Со своими подчиненными он участвует в зачистке от противника жилого квартала на этой стороне железнодорожной насыпи. Она расположена перпендикулярно направлению наступления и параллельно Волге и проходит через город. Насыпь находится на удалении одного километра от берега реки. По-прежнему деревянные дома и немощеные улицы. Рядом с нами проходит овраг, наверное, глубиной 30 метров, который определяет и ограничивает полосу наступления.

Тем временем стало тихо. Огонь противника ведется где-то далеко. С жалкими улыбками-гримасами на лицах, ожидая смерти и надеясь на пощаду, выходят из своих укрытий местные жители. Они заметили, что жестокие авианалеты миновали. Люди сидят на корточках в овраге, у входов в норы-убежища, которые вырыты в крутом глинистом склоне, эти убежища похожи издалека на нары ласточек-береговушек. Люди кутаются в тряпье. Иногда появляются женщины, девушки в желтых или красных косынках. Много домов разрушено и сгорело. Ощущение полной разрухи. Местность серая, только матовая желтизна от глины и пыли. Этот цвет мастерски копирует цвет русской военной формы. Обугленные бревна и доски перекрытий.

Головной дозор приблизился к железнодорожной насыпи и в одноэтажном доме готовится к обороне. Дом наполовину прикрыт насыпью, однако поверх сверкающих на солнце рельсов из окон виден город, спускающийся к берегу. Улица ведет на восток и выходит на широкую поперечную мощеную улицу, которая застроена многоэтажными каменными домами. Периодически по ней несутся машины, в основном справа налево, на север: грузовики, полугусеничные транспортеры, к которым прицеплены орудия, сейчас на полном ходу движется батарея систем залпового огня. Пытается ли противник избежать клещей, которые могут сомкнуться на Волге? Или же он перебрасывает главные силы к тракторному заводу, к «акрополю», чтобы создать оборонительный рубеж перед берегом?